Читать «Дневник детской памяти. Это и моя война» онлайн - страница 3
Лариса Машир
А урожаи где? Их нет, потому что поля вытоптаны скотом: скот массово перегоняют на восток, чтобы не достался немцам…
В городах школьные здания частью отданы под госпитали (и тут уж не уследишь, кто кого подкармливает: раненые учеников или ученики раненых).
Война – всюду, это всеобщее состояние, из которого нельзя выйти и которое нельзя подделать.
Два-три штриха – чтобы нынешний читатель попробовал вжиться в ситуацию: она не так-то легко укладывается в привычные гуманные нормы, а в военное время укладывается только в линию прицела.
Беженка с ребенком на руках – спасается от германского нашествия. Эшелон разбомбили – идет пешком, сотни верст по донской степи, на восток, к Волге.
Ее обгоняет наша отступающая пехота. Иногда спрашивают:
– Как сына зовут?
– Фридрих, два года.
– Немец, что ли?
Не столько тогдашним встречным, сколько им, нынешним читателям, она объясняет, что сына назвали в честь Фридриха Энгельса.
Хорошо объяснить состояние души именем одного из великих основоположников марксизма. Но надо же представить себе состояние душ, – когда от волжского города, названного в честь того самого основоположника, снаряжают в ссылку граждан Республики Немцев Поволжья.
Пятилетний немчик Петер Штарк (в будущем – летчик советской гражданской авиации) вспоминает:
«Я видел свою маму в последний раз. До сих пор слышу этот страшный плач женщин, когда их отправляли. Они бились в истерике, их усаживали на телеги, а они спрыгивали к детям, их снова усаживали и тогда уже привязывали. А вокруг телеги народ толпится, провожает, успокаивает… Мучительные воспоминания. Так я остался один…»
Картина, в которой нет ни одного штриха кровью. Но что должно твориться в душах женщин, которых привязывают к телегам? А в душах тех, кто их привязывает?
Еще картинка – уже не из поволжско-сибирской, а из московской реальности 1941 года. Паника 15 октября, многократно описанная историками. Добавлю штрих, и опять не кровью, а… солью.
«Москва вся бежала, бежала, а потом резко обезлюдела. В эти дни открыты были двери уже пустых магазинов, люди вынесли все что смогли. Мы с бабушкой пришли в соседний магазин, там уже никого и ничего не было, а под ногами была рассыпанная грязная соль, ее затоптали. И бабушка стала ее собирать. Дома она ее промыла и просушила. И все повторяла – «Война, детка моя, война, немец на пороге». Это наше соленое богатство потом пригодилось – мы стали всем давать соль, а нам за это давали что-нибудь покушать».
И опять: что должно откладываться в душах людей, получающих от судьбы такое спасительное богатство – смешанную с грязью соль из-под ног!
Последний штрих. И снова не кровью. Электричеством. Немецкие власти нашли способ сортировки детей в лагере Аушвиц… он же польский Освенцим:
«Как детей отбирали для работы? Если дотянулся росточком до провода, то зажигается лампочка, и значит годишься для работы. А если лампочка не зажглась, значит мал – в газовую камеру».
