Читать «Комбинации против Хода Истории(сборник повестей)» онлайн - страница 51

Игорь Гергенрёдер

— Я слушал твои сопли — думал: ты, как фасонная блядь, модничаешь и крутишь вокруг того, чтобы со мной к нашим бежать. Потому что — вашим каюк! — он весь подобрался, стремясь произнести с предельным, с неимоверным

сарказмом: — А ты меня–а–а, хе–х–хе, меня–а–аа! к вам в шпики тянешь, ха–ха–ха… — прохохотал деланно, тяжело и с заледеневшими в ярости глазами будто прицелился в Ромеева: — Не знаю, какой ты, хи–хи, ве–ерный… Но о себе скажу: я — своим верный!

Володя с внезапной простотой сказал:

— А я это знал, Егор Николаич. Я тебя до нутра видел — ведь ты со мной был очень откровенным. Видя твоё доверие, и другие ваши мне вполне доверяли. От твоей доверительности, от твоей пользы и происходит моя человечность к тебе — конечно, в отмеренной позволительной степени.

Боясь сломаться, размякнуть, арестованный понудил себя со злобой выдавить:

— Ври, ври…

Ромеев, словно не услыхав, говорил:

— Про твой страх смерти и что в бою не бывал — знаю от тебя же. И потому оцениваю, сколького тебе стоит со мной держаться и говорить такое. Я всегда чувствовал твою силу — и поэтому должен был сказать перед тобой о себе. Твоё дело не верить — а я открылся.

В агенты же я тебя не тяну и не хотел. Сам знаешь — из ваших найдутся не один и не два. — Он выдвинул ящик стола; стол достаточно широкий, и сидящему напротив Павленину не видно содержимое ящика. В нём под листом бумаги — револьвер со взведённым курком.

Володя протянул арестованному бумагу, карандаш:

— А показания ты всё–таки дай.

Егора оглушило смятение. Силу мою чувствуешь? Так чувствуй! Написать: «Я — большевик, от своих убеждений не отказываюсь, белого суда не признаю…»? «Смерть белой сволочи!»?

Или потрафить им? словчить, написать про то, что они уже и так знают, посмирнее написать… Заменят расстрел отправкой на Сахалин, у них это бывает…

Он сжимал карандаш, силясь думать спокойнее, напряжённо склонился над листом бумаги, а Ромеев незаметно опустил руку в ящик стола, взял револьвер; не вынимая его, тихонечко выдвигал ящик на себя и вдруг неуловимо приподнял наган и выстрелил.

Павленин ничего не успел увидеть. Пуля угодила ему в лоб над левым глазом — тело мягко свалилось на пол, стул шатнулся, но не опрокинулся.

Выскочив из–за стола, едва удерживая в затрясшейся вдруг руке револьвер, Володя, готовый стрелять ещё, заметался над телом. По нему прошла лёгкая судорога. Павленин был мёртв.

Унимая себя, Володя мысленно вскричал: «Это только и мог я для тебя сделать». Он избавил арестованного от муки ожидания, от процедуры казни.

17

Унимая себя при виде воровства, царящего в тылу, сопротивляясь муке отчаяния, Володя мысленно повторял себе: на фронте есть смелые, честные,

гордые — и ради них избавлена будет от казни Белая Россия.

Умилённо берёг в памяти день, когда вдруг встретился в Омске с Сизориным.

Ромеев был в парикмахерской — с молодости держался привычки хоть изредка, но бриться у дорогого парикмахера. Его брили, а он уловил в себе беспокойство от чьего–то взгляда. Увидел в кресле поодаль тощего, недужно–бледного солдата, глядевшего счастливыми глазами.