Читать «На исходе зимы» онлайн - страница 13

И знаешь ли, что я тебе скажу? Брось-ка ты свою городскую хандру, запирай благоустроенную квартиру и кати к нам. И, чтоб вернее тебя к нам заманить, подогрею твое любопытство, сообщу, что, приехав, найдешь ты здесь для себя сюрприз, о котором не подозреваешь, но весьма радостный.

Вот так-то. Приезжай, ждем. С уважением

Иван Потупушкин.

P. S. Васицкий — завкульт наш, грызет меня потихоньку, однако, я не девочка, чтоб пугаться, кость у меня еще крепкая, а у него зубы слабые, несмотря на то, что из нержавеющей стали. Он по случаю перестройки клуба намеревался мне в библиотеку телевизор поставить, на что я ему вполне резонно заметил, что согласен, если только он в то же время в своем служебном кабинете ветеринарный изолятор оборудует. Ему это, как видно, обидно показалось. На том и разошлись, но предполагаю, что он мне такой дерзости не простит. Было это на совещании в райцентре, и с тех пор я туда ни ногой. Надо — пусть сам едет.

Иван Потупушкин».

4

Заметки жизни

Заманивал Илью сюрпризом, а через минуту ровно меня самого сюрприз настиг. И сколько раз замечал: чего ждешь — этого не случается, а о чем нисколько не мечтал — тебе как снег на голову.

Написавши письмо, собрался домой. В руках уже замок. Осталось только с книгами попрощаться да свет погасить. И вдруг около библиотеки шум. Глянул в окно — машина ветеринарная встала. Подле нее Васька Лихачев. Заднюю дверцу отворяет и начинает выгружать: сперва чемоданы, затем двух девиц. Одной помог спуститься весьма по-джентльменски, другую, ту, которая повыше, даже на руки поднял, подержал ее этак в воздухе, словно взвешивал, и на снег поставил. И всей компанией к библиотеке. Артисты, думаю. Не раз, случалось, ночевали — у меня тепло и ни клопов, ни детского крика. Ну, что ж, думаю, пусть уж, если у них жизнь такая бродячая.

В сенях стук, бряк. Васька, видать, немного под мухой, вваливается с чемоданами и лыжами, лохматый весь, огромный, как питекантроп, и орет:

— Ну, Иван Леонтич, держись! Кончилась твоя холостая жизнь.

Следом заходят девицы. Одна, впереди которая, несколько прихрамывает — ногу как будто отсидела или, может, приморозила. В руках сумочка. Вынимает из нее бумажку, протягивает мне. «Мы к вам на практику. Я Юля Кружеветова, а вот эта — Варя Глазкова». Бумажка меня, понятно, мало интересует, я в нее только одним глазом, а другим — на девиц. Еще не могу в ум взять своей удачи, что ко мне на практику. Только думаю: «Бумажку-то в карман можно, а их-то куда девать?»

— Очень, — говорю, — приятно.

Между тем, замечаю, — та, которая прихрамывала, примостилась к печке поближе и тихонько так, вроде кутенка, поскуливает. Чую, дело неладно.

— Не иначе, — говорю ей, — ты ноги ознобила?

Она мотает головой, не поймешь: ни да, ни нет.

— А ну, — говорю, — от печки долой и первым делом чулки скидай. Лечить будем.

Она ни в какую. Будь она в женском обличии, дело б шутя решалось. А она в брюках.