Читать «Часть Азии. История Российского государства. Ордынский период (6")» онлайн - страница 189

Есть два параметра, по которым можно было в средние века определить уровень развития цивилизации.

Один мы недавно поминали – доля образованных людей, которая на Руси за время монгольского владычества очень сократилась.

Вторым является социальное положение женщин. По сравнению с древнерусскими временами оно сильно ухудшилось. Раньше женщины пользовались довольно высокой степенью свободы; теперь жен и дочерей в богатых домах стали держать взаперти.

Соловьев полагает, что эта новация была вызвана желанием в неспокойные времена уберечь слабый пол от посягательств, «волею или неволею удержать в чистоте нравственность, чистоту семейную». На самом деле, вероятно, здесь сказалось влияние азиатских обычаев. Перейдя в ислам, татары отошли от монгольских традиций равноправия полов, вызванного суровыми условиями степной жизни, и начали, согласно предписаниям Корана, прятать женщин от чужих глаз. Так же стали поступать и русские. (Единственным исключением и здесь был Новгород.)

Другим, еще менее симпатичным заимствованием ордынского опыта, было введение в систему наказаний смертной казни и телесных истязаний.

Напомню, что во время междоусобной войны Василий Косой вешал несогласных, а Шемяка топил слуг великого князя в реке, но ничем не лучше был и Василий II. В последние годы своей жизни он жестоко расправился с людьми князя Василия Ярославича Серпуховского, помещенного под стражу. Дружинники, сохранившие верность этому несчастному князю, попытались его освободить, но были схвачены и преданы явно нерусским мучениям: им отрубали руки, отрезали носы, били кнутом, а потом обезглавили.

Сильно ожесточились войны. Раньше русские пленников не умерщвляли, а оставляли для выкупа или обращали в холопов. Теперь могли и убить, при- том по-зверски. Нижегородцы во время вражды с мордовцами затравили сдавшихся воинов противника собаками. Соловьев пишет: «Смольняне во время похода своего на Литву младенцев сажали на копья, других вешали стремглав на жердях, взрослых давили между бревнами», а «ругательства псковичей» над пленными ратниками Витовта историк описывать отказывается – очевидно, это было что-то совсем уж гнусное.

Конечно, было бы несправедливо винить во всем этом одно лишь ордынское влияние. Нормализация жестокости стала общим следствием огрубления нравов. Вследствие пережитых испытаний и понесенных потерь русская цивилизация заметно посуровела.

Второе русское государство, московское, после долгого перерыва явившееся на смену прежнему, изначальному, киевскому, а затем владимиро-суздальскому, тоже было грубее, жестче, несвободнее. Но у него имелось и одно ключевое преимущество: оно было прочнее сколочено, а стало быть, обладало бóльшей жизнеспособностью.

Пожалуй, закончу описание этого травматичного периода нашей истории карамзинской цитатой: «Человек, преодолев жестокую болезнь, уверяется в деятельности своих жизненных сил и тем более надеется на долголетие. Россия, угнетенная, подавленная всякими бедствиями, уцелела и восстала в новом величии так, что История едва ли представляет нам два примера в сем роде. Веря Провидению, можем ласкать себя мыслию, что Оно назначило России быть долговечною».