Читать «Философия элегантности» онлайн - страница 12

Магги Руфф

Элегантная молодежь оценивает парижские витрины, собирает лучшие образцы наступающих сезонов, как будто специально для того, чтобы продемонстрировать их нам. А мы, дабы спасти их от забвения и быстрой смерти, давали этим периодам названия: Сезон больших дамских сумочек, или Сезон низких каблуков, или Сезон фиалок, Сезон роз или Сезон тюрбанов, Сезон болеро.

У неба – нежный фиолетовый оттенок, а в воздухе, в его особой прозрачности растворено множество звуков. Серый цвет каменных зданий, обрамляющих площадь Согласия (де ля Конкорд), обретает свой голос с наступлением вечера, который медленно, словно нехотя, спускается на город. И вот уже лошади Марли, погружаясь в темноту, все больше походят на фантастических существ. Тогда я медленно иду по ласковой каштановой аллее к Елисейским Полям. Кукольный театр закрыт. С этим местом связаны ностальгические воспоминания раннего детства всех парижан.

На Елисейских Полях движение такое плотное, что иногда машины останавливаются, не имея возможности ехать дальше, и тогда в одной или в другой из них мне на минуту становится видно лицо сидящей внутри женщины, лицо, которое освещает полумрак салона автомобиля. Там они чувствуют себя как дома. Они снимают со своего лица маску, предназначенную для внешнего мира, ту безличную маску, которую каждая выбирает по своему вкусу, чтобы предъявить ее свету. Лица в полутьме автомобилей – их настоящие лица. Иногда они улыбаются своим воспоминаниям, иногда выглядят очень усталыми, с закрытыми глазами, иногда на лицах читается беспокойство, видимо, вернулись мысли, которые были вынуждены отогнать на несколько часов, иногда они раздражены, иногда торжествуют. Одна женщина рассеянно пудрится или курит, другая приблизила лицо к оконному стеклу, третья лениво откинулась на подушки. Они доверились одиночеству, как объятиям верного друга. Машины удаляются, увозя своих пассажирок в неизвестном мне направлении, в таинственные неизвестные дома, и улица без них мне кажется опустевшей и обедневшей. Вернувшись к себе, я еще некоторое время стою на балконе под открытым небом.

Париж, начало XX века. Из коллекции Е. В. Лаврентьевой

С высоты я в последний раз смотрю на Елисейские Поля. Улица течет подо мной, как широкая могучая река, выплескиваясь из прозрачной, будто хрустальной Триумфальной арки, затем, скрываясь в зелени сада Тюильри и, наконец, сужаясь в перспективе, вонзается в каменное подножие далекого Нотр-Дам.

Парижанка в автомобиле, 1932

То здесь, то там, в темном океане улиц и домов, вспыхивают ярким светом мерцающие огни. Эйфелева башня проткнула и разорвала надвое облако, проплывавшее над бледной, как лицо в темноте, церкви Сакре-Кёр. Гулкими толчками пульсирует сердце города. Воздух насыщен самыми разными, никак не сочетающимися друг с другом запахами, запоздалые ласточки вскрикивают и ныряют в надвигающуюся ночь.