Читать «Фазовый переход. Том 2. «Миттельшпиль»» онлайн - страница 173
Василий Дмитриевич Звягинцев
А потом вдруг взяли и отпустили. Пусть и под «гласный надзор», но отпустили же! И что это может значить?
Потому и решили
Только сработали, теперь Ардальону это стало понятно, топорно до крайности. Что поделаешь, все
Но сразу всё не так пошло. Наперекос. И всерьёз думать приходится начинать в самой невыгодной позиции.
Ардальон Игнатьевич, фамилию имевший почти фельетонную – Лютиков, был человеком одновременно и умным, и моментами жестоким, почти до патологии. Отчего знающие его поближе люди за глаза называли – «Злютиков», и он, когда нужно, умело маневрировал между двумя этими прозваниями, а также и ипостасями.
Подпольный свой нынешний псевдоним придумал тоже без затей, но со смыслом – «Шило». И он, и напарник его, Станислав Стефанович Выдревич («Тормоз»), принадлежали к глубоко законспирированному, на словах и по материалам партийных съездов давно разгромленному, идейно и физически, «левому уклону» в партии. Левее некуда. Но не совсем того плана, что имел место в «настоящем» СССР, при товарище Сталине.
Здесь «левые», они же «твёрдокаменные ленинцы» (почему должны были бы считаться скорее «правыми»), полностью отрицали всё, что происходило в стране и в партии с того самого рокового дня, когда «белые» нанесли «красным» сокрушительное поражение в Таврии, а товарищ Ленин скоропостижно скончался. Бессовестно поступил, нужно сказать, – бросил соратников на произвол судьбы и под власть «Иудушки» Троцкого.
А тот, понятное дело, тут же и проявил всю свою подлую сущность «межрайонца», заключил с белыми мир, ещё более «похабный», чем пресловутый «Брестский», отдал им самые населённые и плодородные губернии и оставил в «помещичье-буржуйском рабстве» миллионы рабочих и крестьян. При этом никого из «твердокаменных» не интересовало то, что в Югороссии помещиков не существовало в принципе и вся земля была поделена «по едокам» среди вполне свободного крестьянства. И было оно вполне довольно наконец наступившим «мужицким счастьем».
Поначалу ждали, что возмущённые трудящиеся сметут и в Стране Советов ненавистного «Иудушку», но – не вышло. Если Брестский мир сам собой через полгода «приказал долго жить», то Харьковский держится уже почти семь лет.