Читать «Венера в мехах (сборник)» онлайн - страница 179
Леопольд Фон Захер-Мазох
Теперь мы иногда играем с ним в четыре руки на фортепиано. Техника у Анатоля блестящая, и он правильно разбирает, с удивительною уверенностью. Я часто ошибаюсь, и он подсмеивается надо мною, но зато я всегда попадаю на смысл композиции, тогда как Анатоль играет Бетховена совершенно так, как и Оффенбаха. «Моцарт, – почти испуганно сказал он, когда нынче я предложил ему „Марту”, – нет, пусть он остается для церкви, лучше сыграем „Травиату”». Я встал и закрыл фортепиано. Анатоль казался с минуту обиженным, но вслед за тем заговорил о здешнем обществе, весьма остро и умно выставлял всех со смешной стороны, и замечания его были и смешны, и злы. «Как же можешь ты вращаться посреди этих людей и искренно улыбаться им?» – обиженно спросил я. «Боже мой! Я думаю, что иначе и быть не может, ведь это-то и называется светским навыком». – «Я называю это бесхарактерностью». – «Как мог ты произнести такое злое слово», – сказал Анатоль не вспыльчиво, но нежно и тихо, и глаза его наполнились слезами. Мне стало жаль его, и я попросил у него извинения; он сейчас же забыл это, и через несколько минут снова послышался его серебристый смех. А между тем у наших ног разверзлась пропасть, которая ежедневно становится глубже.
Голос Анатоля восхитителен, трели его, что у соловья; нынче он и спел мне
Не знаю, почему нынче мы разговорились о театре? Анатоль видел всех знаменитых актрис в их лучших ролях; он рассказывал мне о Ристори и при каждой замечательной сцене вскакивал с места и представлял мне ее в действии. Так, сыграл он мне ссору королев из
«В сущности, меня забавляет один балет, – сказал Анатоль, – балет с его волшебными декорациями и костюмами в Париже или в Италии. Фантазия моя ленива, и если не возбудить ее блестящей обстановкой, то у нее не будет никакой иллюзии. Не могу я забыть одной Люции Гран, которая танцевала с умом, душою и с поэзией, тогда как ноги ее оставались на втором плане. В балете
Анатоль уже лежал на ковре и так удачно воспроизвел описанную сцену без декораций и костюма, что я был потрясен до глубины души. Какими прекрасными дарованиями наградила его природа, не для него самого, а для других; в других он пробуждает поэзию, совершенно недоведомую его собственной душе. Я понимаю теперь знатного турка, который, отдыхая на своем ложе, заставляет петь и плясать своих одалисок.