Читать «Этапы новейшей лирики» онлайн - страница 33

Владимир Михайлович Шулятиков

Необходимо остановиться еще на одной особенности в обрисовке «страданий», одинаково намеченной в обоих стихотворениях. Состояние тоски овладевает поэтом после выдержанного «боя», как следствие поражения. «Не стало слез в глазах, в груди – негодованья»: раньше слезы и негодование были; был более острый период, следствием которого и является настоящее «бессилие». Делаются, одним словом, указания на генезис тоски, скорби, печали. И это обычная схема описания у Минского.

Предлагается, например, вниманию читателей портрет женщины. Лицо женщины печально. «Ее лицо прекрасное («Портрет») пленяет не той беспечной, яркой красотой, что женщину красивую равняет с цветком красивым, с ланью молодой. Ее чело морщинами покрыто, вкруг милых уст свила гнездо печаль». И сейчас же делается добавление: «сохранил ее очей хрусталь глубокий след борьбы глубоко скрытой».

Опять-таки подобные экскурсии в область генезиса «страданий» ничуть не противоречат сказанному выше о «туманном» характере последних, не возвращают последним их прежней, «трагической» ценности. Напротив, они умаляют их ценность, говоря о «борьбе», о «боях», об острых моментах душевной жизни постоянно как о чем-то прошлом. Н. Минский тем самым отодвигает эту борьбу, эти бои, эти острые моменты в даль, сдает их, так сказать, в архив. Они обращаются в простое воспоминание. Зато ярче вырисовывается тусклое настоящее, бессильная печаль.

Перед поэтом стоит женщина, потерявшая ребенка. Границы трагического прошлого и «бессильного» настоящего в данном случае очень близки, почти сливаются. «Источник слез весь осушив до дна, но праха детского не воскресив слезами… бессильного отчаяния полна… как тень предстала ты пред нами»… В ее душе свершается «таинство безмолвное» страдания, чаша мук «кипит через края». Что же испытывает поэт при ее виде? Он смотрит на нее «с восторгом пламенным и умиленьем чистым», ему хочется «мечтать у ее ног», хочется венчать в мечтах ее скорбь «лучистым венцом красоты».

…так прелестен был страдальческий твой лик,Так целомудренно уста твои молчали,Что я благословил невольно этот мигЗа то, что я узрел, за то, что я постигПечать небес в земной печали.

Мы отметили это стихотворение, как пример наиболее красочного трактования «страдальческих» мотивов, доступного Минскому. Берется, действительно, драматический эпизод. Но поэт опять-таки сводит драматизм к скорби бессилия. Затем демонстрируется здесь культ «страданий»… И опять-таки культ страданий, значительно обесцвеченный даже сравнительно с концепцией Владимира Соловьева. Это уже не простая гармония двух противоположных начал. Гармония здесь превращается в эстетику, притом в эстетику невысокого полета. Н. Минский поклоняется даже не трагической красоте, а красоте бессильного томления.