Читать «Теоретик талантливой жизни» онлайн - страница 16

Владимир Михайлович Шулятиков

Итак, рисуя Гамлета-Лопахина и «падшего ангела» – Орлова, Чехов руководился «групповыми» соображениями. Можно было бы остановиться на ряде аналогичных случаев из его писательской практики. Загляните, например, под кровлю семейного очага купцов Лищевых («Три года»), фабрикантов Ляшковых («Случай из практики») или Анны Акимовны («Бабье царство»), кулаков Цыбукиных («В овраге») или Тереховых («Убийство»). Перед вами целые вереницы обитателей буржуазного мира, и вы знакомитесь с ними в те моменты, когда им приходится испытывать приступы внутреннего маразма, когда, так или иначе, изобличаются их душевные «слабости», своеобразный «гамлетизм». Все поименованные примеры поучительны, но мы не будем разбирать, к каким художественным приемам прибегает автор в каждом отдельном случае, желая иллюстрировать положение, продиктованное ему гением интеллигентного пролетариата.

Гений интеллигентного пролетариата – недобрый гений. Повинуясь его внушениям, художник одной рукой, – и притом весьма своеобразно, – подчеркивает несходство групповых интересов, а другою рукой… затушевывает это несходство. Избирая верховным критерием критерий психологического порядка, он тем самым открывает путь к произвольным сопоставлениям различных общественных типов. «Неизвестный человек» ставит Орлову следующий вопрос: «Отчего мы утомились? Отчего мы, в начале такие страстные, смелые, благородные, верующие, к тридцати – тридцати пяти годам становимся уже полными банкротами? Отчего один гаснет в чахотке, другой пускает пулю в лоб, третий ищет забвение в водке, картах, четвертый, чтобы заглушить страх и тоску, цинически топчет ногами портрет своей чистой, прекрасной молодости? Отчего мы, упавши раз, уже не стараемся подняться и, потерявши одно, не ищем другого? Отчего?» В разбор вопроса по существу мы входить не будем; нам важно, в данном случае, только это «мы». Себя и Орлова «неизвестный человек» объявляет детьми одной и той же общественной среды. Разницу между собою и своим антагонистом он видит в формах постигшего их падения: сам «неизвестный человек» гаснет в чахотке, человеком, «цинически топчущим ногами портрет своей молодости», является Орлов. Но оба они, по представлению «неизвестного человека», слеплены из одного теста: зародыши надлежащего психического развития в них одинаково были вложены, дарами чистой, прекрасной молодости они одинаково обладали; не будь каких-то необъяснимых «проклятых причин», они одинаково оказались бы «настоящими людьми», неутомимыми носителями прогрессивных начал, шли бы по общей дороге. Но, увы, они, родственные души, пали; падая, получили ушибы и поражения разного типа и лечатся от названных ушибов и поражений разными средствами: в этом вся беда. «Мы», «общество» – выдвигается пресловутая формула, имеющая неопределенную ценность, позволяющая набросить романтическое покрывало на некоторые стороны общественных отношений.