Читать «Площадь Диамант» онлайн - страница 7

К вечеру Кимет ткнул меня локтем — пора собираться. И когда мы уже стояли в дверях, его мать спросила: ну а домашние дела тебе нравятся?

— Конечно, сеньора!

— Это уже лучше.

И велела подождать, ушла куда-то, потом вернулась в комнату с двумя розариями из черных бусин — мне в подарок. Когда мы отошли порядочно от ее дома, Кимет сказал — она от тебя в восторге.

— А о чем мама с тобой говорила на кухне?

— Что ты очень хороший.

— Так я и знал.

Уставился в землю и поддел ногой маленький камешек. Я сказала, что не знаю, как — для нее…

И больно ущипнул меня за плечо. Я стала тереть это место, а он что-то спрашивает, не пойму что, а потом вдруг ни с того ни с сего: надо купить мотоцикл, это стоящая вещь. Мы, говорит, как поженимся, будем путешествовать по всей Испании, ты, говорит, будешь сидеть сзади. И еще спросил, каталась ли я хоть раз на мотоцикле, я — откуда и боюсь до смерти. Тут он распушился, как воробей, и сказал довольным голосом — это ты зря, лапуня.

Мы зашли в кафе-бар «Монументаль» перекусить что-нибудь и выпить. Кимет увидел своего приятеля Синто — глаза у него большущие, как у коровы, что задумалась, а рот чуть набок; и он сказал нам, что на улице Перла есть одна квартирка по сходной цене — недорогая, но запущенная, хозяину неохота возиться, и ремонт всегда делают жильцы за свой счет. Квартира на верхнем этаже, и мы обрадовались, значит, у нас будет террат. Конечно будет, потому что у соседей внизу есть патио, а у тех, кто на втором этаже, — винтовая лестница прямо в маленький садик, где птичник и мойка. Кимет слушает и сияет, такую квартиру, говорит, упускать нельзя, и Синто сказал, что назавтра они с Матеу туда придут и чтобы мы там были. Надо всем сразу собраться. Тут Кимет спросил, не продается ли где подержанный мотоцикл, потому что Синто работал в гараже у своего дяди. Синто пообещал разузнать. Они разговаривали вдвоем, точно меня и нет рядом. Мама никогда не говорила со мной про мужчин. Они с отцом то ссорились, то молчали, и так год за годом. Сидят, бывало, в столовой вечером в воскресенье, будто немые. А как мама умерла, жизнь у нас пошла и вовсе без слов. Когда отец снова женился, мне в доме вроде и приткнуться некуда. Жила, как кошка приблудная, ходила туда-сюда, то хвост поджат, то кверху, вот уже время обедать, вот уже — спать, одна разница: кошке на жизнь не зарабатывать. В общем, жили молча, без слов, и я страшилась всего, что во мне копилось, даже не понимала, во мне это или нет…

Когда мы прощались на трамвайной остановке, я услышала, как Синто сказал Кимету: где ты откопал такую красотку, а Кимет — ха-ха-ха!

Дома я положила оба розария на ночной столик и выглянула в сад через окно. Внизу соседский сын — он в армии служил — пил воду. Я скатала бумажный шарик, бросила в него и спряталась.

IV

— Хорошо, что ты рано выходишь замуж. Тебе нужен муж и крыша над головой.

Сеньора Энрикета, она на углу у кинотеатра «Смарт» продавала жареные каштаны и батат, это зимой, а летом, в выходные — арахис и другие орешки. Она всегда помогала мне то тем, то другим, то добрым советом. Сидит, бывало, против меня, сидим мы обе у двери на галерею и говорим, говорим. Потом она вдруг смолкнет, начнет рукава закатывать, закатает выше локтя, и снова у нас разговор. Сеньора Энрикета была высокая, рот, как у большой рыбины, а нос кульком. Зимой и летом на ней всегда белые чулки и черные туфли. Чистенько одевалась. И очень любила попить кофейку. Дома у нее на шнурке — красный с желтым — висела картина; на этой картине изображены огромные лангусты в золотых коронах, с человечьими лицами и распущенными волосами, как у женщин. И вся трава вокруг этих лангустов, которые вылезли из бездны, была выжжена, а вдали море и небо темно-красного цвета, как бычья кровь. И эти диковинные твари в железных панцирях били хвостами, точно собрались сгубить все живое… За окном шел дождь, мелкий такой, частый. Сеял и сеял по крышам, улицам, садам и над морем, словно тому своей воды мало, и над горами, наверно, тоже. До вечера еще далеко, а почти ничего не видно. На бельевой проволоке висели большие капли, повисят-повисят и пустятся вдогонку одна за другой и какая-нибудь упадет, но прежде чем упасть, вытягивается, вытягивается, словно ей никак не оторваться от проволоки. Дождь шел восьмой день — частый, мелкий, не то чтобы сильный, но и не слабый, и тучи тащились чуть не над самыми крышами — тяжелые, разбухшие. Мы сидели и смотрели на дождь.