Читать «Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник)» онлайн - страница 502
Рафаэль Сабатини
– Я думаю, Изотта, что Марк, подобно тебе, является заложником интересов его страны или его единомышленников. Но обмен кольцами с Вендрамином тебе пока не грозит. Мне удалось кое-что узнать, и, возможно, я узнаю больше.
По совету брата она решила повременить с объявлением о своем решении уйти в монастырь.
Между тем время шло, наступила Пасхальная неделя. Тучи сгущались и над головой Изотты, и над Венецией.
Война была окончена. Это было ясно, как становилось все яснее и то, что мир, которого с нетерпением ждали целый год, может и не принести Венеции покоя. И в Великую субботу венецианцам открылась горькая правда о том, что ждет Светлейшую республику.
После событий в Бергамо и Брешии крестьян провинции Венето решили вооружить, дабы они составили народное ополчение и могли противостоять попыткам новых переворотов. Во всех венецианских провинциях вспыхнула ненависть к французам, которых обвиняли в развале страны.
Франкофобию подпитывал и беззастенчивый грабеж, чинившийся французами на венецианской земле. У крестьян отнимали их урожай, их скот, их женщин. Люди толпами валили на вербовочные пункты, и вскоре тридцатитысячная армия новобранцев была под ружьем. Правительство рассчитывало использовать ее для борьбы с повстанцами, но крестьяне знали лишь одного врага – французов, и если им попадались в руки отдельные вражеские группы, с ними безжалостно расправлялись, мстя за все бесчинства.
Чтобы покончить с этим, в Венецию был направлен Жюно.
При новом режиме бесцеремонность стала во Франции чем-то самим собой разумеющимся. Равенство понималось как отмена всякой предупредительности и всех правил поведения, торжество оскорбительной и грубой прямоты. Именно это позволяло Марк-Антуану так успешно играть роль Лебеля. Плохие манеры Бонапарта искупались его величием, его заносчивость была порождена сознанием собственной силы, а не высоты своего положения. Плохие манеры его приближенных, каждый из которых играл маленького Бонапарта в своем кругу, бросались в глаза, были вопиющими и оскорбительными.
Для встречи эмиссара Бонапарта Коллегия собралась в великолепном зале, где Веронезе и Тинторетто увековечили мощь и славу Венеции. На потолке Веронезе изобразил Венецию в виде чувственной красавицы, которую Справедливость и Мир коронуют на земном шаре. Над троном дожа сверкало яркими красками знаменитое полотно того же мастера «Битва при Лепанто», а справа висели принадлежавшие кисти Тинторетто портреты великих дожей – Донато, да Понте и Альвизе Мочениго.
Члены Коллегии, облаченные в свои тоги, и дож на троне ждали французского солдата.
Когда он предстал перед ними на пороге в сапогах со шпорами и треуголкой на голове, это выглядело как встреча старого порядка с новым – строгости, церемонности и обходительности с развязной прямотой, невоспитанностью, отсутствием всякого изящества и привлекательности.
Церемониймейстер, или рыцарь дожа, приблизился к посланцу с жезлом в руке, чтобы подвести его к дожу и представить, как полагалось по этикету. Но грубый солдат бесцеремонно отпихнул его в сторону и, не снимая головного убора, протопал через весь зал, клацая саблей по полу. Не дожидаясь приглашения, он поднялся по ступенькам к трону и уселся в кресло справа от дожа, предназначенное для послов других государств.