Читать «Обещал моряк вернуться...» онлайн - страница 23

Пётр Рябко

Не дошло, раз я имею возможность что-то рассказать.

Положение, впрочем, оставалось не блестящим. В конической бронзовой шестерне обломилась пара зубьев. Не имея ничего в запасе, отремонтировать рулевое устройство невозможно. По теории — невозможно. Практически же старший механик Родин обещал руль восстановить. Он взялся вернуть на место выкрошенные зубья. Как скоро? Петр Федорович призвал потерпеть. Механики сняли дефектную шестерню, собрали обломки, пошли колдовать. И осталось только ждать, стиснув зубы собственные.

К середине последней вахты шторм дошел до степени жестокого. Северную Атлантику накрыла глухая, беспросветная ночь. Вокруг ни огонька, никто не придет на помощь. Жутко глядеть на беснование стихии, но ко всему человек притерпится. «Ясень» дрейфовал на норд-вест, достойно перенося удары. Он удачно отыгрывался на крутых валах. Они вставали стеной, стремясь сокрушить, но все было наглухо задраено, внутрь вода не проникала. Команду из носового кубрика, выбрав момент, перевели в корму, и люди выглядели счастливыми, соединившись со всеми. В рулевую рубку понабилось народу. Невольно тянуло туда, где предполагалась более высокая компетентность. Естественное желание снять личные опасения, убедиться в том, что ничего страшного кораблю не грозит. И «компетентные лица» оказались бы совсем никчемными командирами, если бы дали таким страхам повод укрепиться. Капитан вел себя спокойно, бросая иногда малозначащие реплики. Шуток больше не отпускал. Это как раз могло бы родить подозрения. И я, старпом, свое поведение не назову предосудительным. Отваги по молодости хватало. Но все в душе было напряжено. Потому что мореходность судна подвергалась великим испытаниям. И это еще не стало пределом.

С робкой надеждой смотрели мы с капитаном на освещенный прожектором призрачный символ нашего зыбкого равновесия. Как Мюнхгаузен за собственные волосы, вытаскивал нас штормовой парус, частично в разрез волне. Смотрели и молились: только бы не расползлась по швам парусина, выдержал бы бегучий, сезальского троса такелаж! И растительная основа устояла. Не выдержала сталь.

Как позднее выяснилось, лопнула скоба шкотового угла стакселя. Получив свободу, парусное полотнище взметнулось гигантским флагом, забилось в громких хлопках. Скоро его разодрало на полосы, и флаг превратился в несколько бесформенных вымпелов. Но прежде, чем это случилось, судно окончательно развернуло лагом к волне. Остался «Ясень» без руля и без ветрил. И океан тотчас завладел беспомощным корпусом. Теперь нас ожидало самое ужасное. Вода с палубы не сходила, размах качки стал близким к катастрофическому, мачты едва не ложились на воду. Мотало так, что со штатных мест посрывало все, казалось, надежно закрепленное. В каютах беспорядочными выстрелами хлопали дверцы шкафчиков, с лязгом катались различные предметы. На камбузе гремели кастрюли, а печные конфорки даже повылетали из гнезд. На мостике с переборки сорвался огнетушитель. Пока его не выбросили за борт, он летал по рубке артиллерийской болванкой, грозя искалечить. Судно наполнилось звуками различных тонов и силы, что в сопровождении рева ветра и грохота волн оформилось в адскую какофонию.