Читать «Человек, лишённый малой родины» онлайн - страница 25

Виктор Андреянович Неволин

Наконец в самом что ни на есть заболоченном месте с чахлым березняком и осинником старший скомандовал: разгружайся! Все возмутились: здесь же гиблое место! Ответом было: не рассуждать! Не ваше собачье дело! Ямщикам была дана команда сбрасывать вещи и уезжать. А те и рады – наконец-то избавились от нас! Быстро сбросили вещи, подстегнули лошадей и дёру! Обратная дорога-то легче! Есть проложенный след.

А старший ОГПУ, который вёз ссыльных, напоследок сказал: «Вот здесь ваша и погибель!» Сказал, хлестнул свою лошадь и тоже скрылся из глаз. Уехали все «официальные лица», даже стрелки, и мы остались одни на чужбине, в глухом заболоченном лесу.

Солнце к тому времени перевалило уже далеко за полдень. Мы были предоставлены самим себе. И как только нас сбросили с подвод, запричитали женщины, заревели, заплакали дети. Рёв и стоны сотен людей, казалось, впервые разбудили эту глухую, вечно дремавшую тайгу. Отчаяние и страх перед погибелью наполняли наш невольничий табор до самой глубокой ночи. Лишь под утро всё затихло. Усталость повалила людей в сон прямо на земле. Каким бы страшным ни был, а всё же закончился наш мучительный, более тысячи вёрст, маршрут ссылки.

Когда-то наши предки-старообрядцы, гонимые царским правительством, пришли обживать Саяны по собственной воле. Теперь уже «народная» власть, как тогда называлась «власть рабочих и крестьян», силой погнала нас обживать томские болота и тайгу в порядке исправления. Но от чего было «исправлять» несчастных крестьян? От малого их достатка? От приверженности к Богу и древним святыням? Можно ли было за это карать? Оказалось, можно.

Может быть, я позабыл многих своих земляков. Ведь мне было всего-то пять лет, а моим родителям ещё не исполнилось и тридцати трёх лет – «возраста Христа», но давние картины зрительно сохранились передо мной на всю жизнь.

Я видел, как сбрасывали с телег на землю стариков и ребятишек. Помню тот ужас, который охватил всех сосланных, брошенных на произвол судьбы в гнилом болоте. В моих ушах запечатлелись плач и рыдания людей, оставленных здесь на верную смерть, на вымирание.

Пока женщины плакали и проклинали своих губителей, мужики собрались в круг и стали думать, как выжить с семьями в глухой тайге. Первым делом выбрали старосту – самого уважаемого человека, и его помощников.

Конвой уехал. Сбежать отсюда никто не смог бы. Бежать на север, восток и юг – это смерть. Сплошная тайга и болота. Не выберешься: погибнешь от голода или тебя задерёт медведь. Прорубленная в тайге просека вела через две реки, где были установлены посты вооружённых людей. Обойти их трудно, да и местное население настроено к ссыльным враждебно. Заметят чужого – сразу донесут или заловят сами. Поэтому мыслей о побегах в первые дни ни у кого и не было. Значит, надо было любыми средствами бороться за жизнь там, куда тебя определила советская власть.

Непосредственные представители этой самой власти появились на другой день в лице коменданта в форме работника ОГПУ и стрелков, тоже вооружённых. Зачитали нам требования властей и объяснили условия содержания. Привезли всех сюда надолго для перевоспитания капиталистических и эксплуататорских элементов. Срок пребывания не ограничен. Устраивайтесь, как сможете. Раскорчёвывайте тайгу, стройте дома. Будете пахать и сеять. На первых порах ссыльным будет выдаваться паёк на каждого работающего и на иждивенца. Кто не пожелает работать, лишается пайка.