Читать «За Москвою-рекой» онлайн - страница 99

— Конечно!

— Ну, так поговорить?

— Попробуй. Скажи ему, что мне нужно общежитие. Может, дадут...

— Никакого общежития тебе не требуется! Вечером прямо приезжай к нам. Слышишь, Леня? Я тебя ждать буду! А теперь мне пора, перерыв кончается. Ну, желаю удачи. — И Сергей побежал на комбинат.

3

Дом инвалидов находился километрах в шести от железнодорожной станции. Узнав об этом у пожилого обходчика, Леонид направился туда по широкой снежной дороге со следами автомобильных шин.

За дачным поселком начинался лес. Здесь было тихо, снег лежал чистый, нетронутый. Короткий зимний день угасал, солнце скрылось за серыми тучами, поднялся ветерок. Из леса потянуло холодом. Встревоженные галки кружились над верхушками старых берез. Леонид зябнул в полуботинках, без шарфа. Засунув руки в карманы пальто, он быстро шагал по пустынной дороге. И чем ближе подходил он к цели, тем все больше росла тревога.

На косогоре его догнала грузовая машина. Поравнявшись, шофер затормозил и, приоткрыв дверь, спросил:

— Далеко путь держишь?

— В Дом инвалидов.

— Мне тоже туда. Садись, подвезу.

Леонид влез в кабину, и машина тронулась.

— По делам или навестить кого? — Шоферу, видно, хотелось поговорить.

— Отец у меня там...

— Как? — Шофер покосился на Леонида. — Неужто отца родного бросил?

Краска жгучего стыда залила лицо Леонида.

— Я только вчера узнал, что он жив, — через силу ответил он.

— Да ну?! Разыскал, значит? Молодец! Вот обрадуется! Тяжело жить здесь одинокому! — Шофер покачал головой. — Проклятая война! Сколько людей загубила, искалечила, обесчастила!.. За три года работы в этом доме я такого нагляделся и наслышался, что и передать трудно. Одни сами скрываются — не хотят быть семье в тягость,— других покинули жены и дети. У некоторых никого в живых не осталось. Родные тоже мучаются... К примеру, вот ты: совсем молодой — разве тебе легко было расти без отца? Таких, как ты, много...

— Вам тоже пришлось побывать на войне? — спросил Леонид, избегая прямого ответа. Не мог же он сказать, что все эти годы ел чужой хлеб и жил припеваючи...

— А как же! — Леониду показалось, что при этом восклицании шофер выпрямился, расправил плечи.— До самого Берлина дошел, лично от маршала Рокоссовского награду получил! — Бывший солдат расстегнул телогрейку и показал орден Славы. — Во многих боях участвовал, трижды был ранен. Словом, прошел полный курс!.. Я так думаю: куда легче самому страдать, чем на чужое горе смотреть! Тут есть у нас такие, про которых романы можно написать. Они ради нас с тобой подвиги совершали, рук и ног лишились, а теперь вот живут здесь...

Шофер остановил машину у решетчатых ворот и, показывая на большой двухэтажный дом с белыми колоннами в глубине занесенного снегом сада, сказал:

— Это главный корпус. Там справишься у дяди Миши, сторожа. Он покажет тебе, в какой палате живет отец.

Леонид поблагодарил и зашагал по очищенной от снега широкой аллее.

Дом, окрашенный в розовый цвет, выглядел веселым, красивым. Окна с белыми наличниками, решетчатые балкончики и высокие колонны оживляли фасад. Каменные ступеньки вели к массивным дубовым дверям парадного входа. Возле дома, под навесами, стояли койки, на них лежали спальные мешки, как в большинстве подмосковных санаториев. Только множество колясок, стоящих рядом, напоминало о том, что здесь живут инвалиды.