Читать «Мы вместе были в бою» онлайн - страница 107

У эсэсовца забегали глаза. Но они натыкались то на взгляд Стахурского, то ординарца, то Палийчука. И эти взгляды были одинаково суровы, беспощадны, как в бою. Пятна лихорадочного румянца исчезли с лица пленного. Страх — теперь уже осмысленный страх — заполнил его глаза.

Стахурский наблюдал за эсэсовцем. Не первого гитлеровца приходилось ему допрашивать.

В начале войны пленные держали себя очень нагло. Тогда гитлеровские молодчики упивались своими успехами, были в чаду сумасбродных иллюзий о молниеносной войне и покорении мира. Но блицкриг провалился, и гитлеровцы поняли, кто сражается против них. И тогда не только пожилые, мобилизованные солдаты, но и головорезы-эсэсовцы, попадая в плен, поднимали руки и кричали: «Гитлер капут!»

Но вот сейчас, после войны, были, оказывается, еще и такие, которые не хотели сложить оружие и не хотели отвечать, даже попав в плен. Таких Стахурский видел впервые. Это были, очевидно, последние волки из гитлеровской стаи! Они хотели воевать еще.

В годы войны эти звери, очевидно, неистовствовали в карательных отрядах и застенках гестапо на временно оккупированных землях. Это были самые страшные враги человечества, и теперь они старались подороже продать свою жизнь, которую все равно не могли сохранить.

Они мечтали о реванше. Во имя осуществлений своих сумасбродных планов они были готовы на все. Если у них отнимут собственное оружие, они найдут чужое. Если выбить из рук чужое, они будут грызть зубами. Если они не смогут драться в открытом бою, они будут действовать скрытно и наденут на себя какую угодно личину: мирную, доброжелательную, покаянную. Но за всем этим будет только одно — подлость, коварство и удар в спину.

Таким был Клейнмихель, тот, над Бугом, когда подул первый ветер с востока, первый оборотень, рожденный поражением, которого предусмотрительные фашисты готовились оставить после себя в стране, из которой придется удирать. Так в годы первой мировой войны оставлял своих шпионов еще кайзер Вильгельм, — и они стали агентурой фашистов.

Стахурский почти физически ощутил прилив смертельной ненависти. Он не будет жить с этими людоедами в одном мире!

Рука его сжала рукоятку пистолета.

— Я не буду отвечать, — повторил пленный.

— Жаль, — равнодушно произнес Стахурский.

Палийчук шумно вздохнул. Потом шагнул к эсэсовцу.

— Эх, — сокрушенно сказал он, — жалко работы… Так трудно было доставать его.

Он остановился и вытянулся перед Стахурским:

— Товарищ майор, разрешите заехать ему в ухо. На всякий случай. Может, заговорит?

Ему было жалко своей работы, как горько хлеборобу, когда засуха губит урожай. И он понимал, что сведения, которые отказывается сообщить этот бандит, крайне необходимы.

Вошел начальник штаба.

— Все готово, — сказал он. — А как этот? — он кивнул головой на пленного.

— Отказывается отвечать.

Вервейко расстегнул кобуру.