Пусть певичка смешна и жеманна,Пусть манерны у песни слова, — В полуночном чаду ресторанаТак блаженно плывет голова.Винограда тяжелые гроздьяПревратились в густое вино,И теперь по артериям бродит,Колобродит, бунтует оно.А за маленьким столиком рядомТрое бывших окопных солдатНевеселым хмелеющим взглядомНа оркестр и певичку глядят.Я, наверное, их понимаю:Ветераны остались одни —В том победном ликующем мае,В том проклятом июне они…А смешная певичка тем часомПродолжает шептать о весне,А парнишка в потертых техасахЧуть не сверстницу видит во мне!В этом спутник мой искренен вроде,Лестно мне и немного смешно.По артериям весело бродит,Колобродит густое вино.А за маленьким столиком рядомДвое бывших окопных солдатНемигающим пристальным взглядомЗа товарищем вставшим следят.Ну а тот у застывшей певицыОтодвинул молчком микрофон,И гранатой в блаженные лицаБросил песню забытую он —О кострах на снегу, о шинелиДа о тех, кто назад не пришел…И глаза за глазами трезвели,И смолкал вслед за столиком стол.Замер смех, и не хлопали пробки.Тут оркестр очнулся, и вотПоначалу чуть слышно и робкоПодхватил эту песню фагот,Поддержал его голос клариега,Осторожно вступил контрабас…Ах, нехитрая несенка эта,Почему будоражишь ты нас?Почему стали строгими парниИ никто уже больше не пьян?..Не без горечи вспомнил ударник,Что ведь, в сущности, он барабан,Тот, кто резкою дробью в атакуПоднимает залегших бойцов.…Кто–то в зале беззвучно заплакал,Закрывая салфеткой лицо.И певица в ту песню вступилаИ уже не казалась смешной…Ах, какая же все–таки силаСкрыта в тех, кто испытан войной!Вот мелодия, вздрогнув, погасла,Словно чистая вспышка огня.Знаешь, парень в модерных техасах,Эта песенка и про меня.Ты грядущим, я прошлым богата,Юность — юным, дружок, наше — нам.Сердце тянется к этим солдатам,К их осколкам и к их орденам.
МОЙ КОМИССАР
Не в войну,Не в бою,Не в землянке санвзвода —В наши мирные дни,В наши мирные годыУмирал комиссар…Что я сделать могла?То кричал он в бреду:— Поднимайтесь, ребята! — То, в сознанье придя,Бормотал виновато:— Вот какие, сестренка, дела…До сих порОн во мне еще видел сестренку —Ту, что в первом боюСхоронилась в воронку,А потом стала «справным бойцом»,Потому что всегда впереди,Словно знамя,Был седой человекС молодыми глазамиИ отмеченным шрамом лицом.След гражданской войны —Шрам от сабли над бровью…Может быть, в сорок первом,В снегах ПодмосковьяСнова видел он юность своюВ угловатом, застенчивом,Дерзком подростке,За которым тревожно,Внимательно, жесткоВсе следил краем глазаВ бою…Не в эпохе,Военным пожаром объятой,Не от раны в бою —От болезни проклятойУмирал комиссар…Что я сделать могла?То кричал он, забывшись:— За мною, ребята! — То, в себя приходя,Бормотал виновато:— Вот какие, сестренка, дела…Да, солдаты!Нам выпала трудная участь —Провожать командиров,Бессилием мучась.Может, это больней,Чем в бою…Если б Родину вновьОхватили пожары,Попросила б направить меняВ комиссары,Попросилась быВ юность свою!
