Читать «Месть палача» онлайн - страница 318

Но дверь распахнулось. В опочивальню покоев дожа вошли слуги. Как вчера, неделю назад, месяц назад… Все так же чинно, спокойно и услужливо. Нужно вставать. Вот только так болит печень и спина. Но некому и уже незачем об этом говорить.

Прикусив нижнюю губу, Марино Фальеро встал с мягких перин и шагнул на толстенный персидский ковер.

Слуги спустили с дожа ночную рубашку, освободили от любимого ночного колпака.

«Ах, эти праздничные одежды дожа! Как вы тяжелы. И зачем они были мне нужны? Золото, парча, шелк… А какой-то нищий в рваной холстине будет сегодня бродить по Венеции. Просить подаяние, но жить. Смешно и глупо сейчас думать о таком».

Но ничего более высокого и достойного в голову дожа не приходило. Да и зачем?

Старика облачили в праздничные одежды дожа и под руки привели из его личных покоев в зал Большого совета. Дав постоять некоторое время, слуги вывели Марино Фальеро на верхнюю площадку мраморной лестницы, спускающейся с лоджии второго этажа во внутренний двор дворца.

Здесь уже собрались все те, кому было извещено о необходимости присутствия.

Но старый дож уже не различал лиц. Они уже были ему не нужны и не важны.

Как в густейшем тумане, в том, в котором он причаливал на Пьяццету, он уже ограничивался только слухом.

– Закрыты ли все двери дворца?!

Какой громкий и зычный голос.

– Все двери дворца закрыты!

Зачем так спешат с ответом?

– Так приступим к выполнению приговора!

«Приступим!.. Приступим!.. Приступим!..» – колоколом гудит в голове старого несчастного дожа.

С него медленно и учтиво сняли знаки отличия. Его «корно» заменили на простую шапочку. Нужно сказать слова. Прощальные слова.

О них Марино Фальеро думал в начале ночи. А потом думал о многом и всяком. Так что речь не получилось. Всего несколько слов прощения за свою измену Республики святого Марка, и еще несколько слов о справедливости вынесенного ему приговора. Глупо и сбивчиво. Вот и все.

Все!

Его голову подкладывают на специальную подставку. Бережно, старательно. Теперь и палачу можно касаться головы дожа. И тот касается ее. А еще приближает губы к уху старика и шепчет:

– Я исполняю свою клятву. Клятву, данную палачом Гудо.

Глаза дожа расширяются, его шея успевает повернуться, чтобы глаза увидели…

Но глаза видят красный колпак с прорезями для глаз на огромной голове палача и лезвие опускающегося топора.

Эпилог

Джованни Санудо со вздохом посмотрел на поднимающиеся амфитеатром вечно зеленные склоны гор.

– Нам точно туда, Никион?

Никион, истинный потомок древних эллинов, мужчина средних лет с резко вычерченной мускулатурой, темно-бронзовой от загара кожей, прямым носом и ниспадающими курчавыми волосами, перехваченными кожаным ремешком, улыбнулся, выставив на зависть белые ровные зубы:

– Да, ваша милость. Я же объяснял в порту Пирея, как вам проще добраться до этого замка. Но вам этого оказалось недостаточно. Ваш каприз и ваше серебро – и вот я ваш проводник.

Конечно, можно было напрячь память и самому пройти той сложной дорогой, по которой герцог наксосский уже однажды навещал замок баронов Мунтанери. Правда, это было очень давно, еще в отроческие годы. Тогда в Венеции он, по настоянию отца, брал уроки у нескольких известных учителей. На одном из уроков музыки юный Джованни и познакомился с юным Рени Мунтанери, наследником одного из баронов герцогства Афинского. За два года совместных шалостей, попоек, драк и скандалов дружба юношей окрепла и переросла затем в дружбу на крепкой деловой основе совместной торговли и разбоя.