Читать «Вселенная против Алекса Вудса» онлайн - страница 143

Гевин Экстенс

Одним словом, я с энтузиазмом принялся за дело, не забывая составлять для мистера Питерсона подробные отчеты, наполненные техническими деталями. Дважды, докладывая ему о своих успехах, я вогнал его в сон: в первый раз — когда попытался объяснить ему смысл уравнения, которое вывел для расчета идеального расстояния между растениями и лампами, а во второй — когда решил поделиться гипотезой о том, почему в периоды вегетации и цветения растения используют разную длину световых волн, — я предположил, что это связано с солнечным циклом и рассеянием света в атмосфере в разные его фазы.

Как бы там ни было, мне доставляет удовольствие думать, что моя дотошность окупилась. Мне удалось вырастить и собрать три обильных урожая, качество которых мистер Питерсон оценил как «более чем достойное».

Вот примерно такой жизнью я и жил следующие шестнадцать месяцев. Посреди круговорота забот у меня выдавались передышки, когда я читал вслух мистеру Питерсону или ухаживал за коноплей. Я настолько полно отдавался этим занятиям, что в эти часы внешний мир для меня словно переставал существовать. Но время текло неумолимо. Мистер Питерсон мог сколько угодно рассуждать о нем как о медленно текущей реке — для меня оно неслось лавиной. И я понимал, что еще чуть-чуть — и она накроет нас обоих.

В начале октября — я как раз только что получил права — у мистера Питерсона начались серьезные проблемы с речью. Они накапливались постепенно, но к октябрю проявились с очевидностью. Он стал говорить медленнее, словно у него заплетался язык, как если бы он был подшофе. (Он не пил, а если и бывал под кайфом, то под кайфом совсем иного рода.) Он отдавал себе отчет в том, что трудности возникают при произнесении определенных звуков — слова как будто застревали у него в горле — и с регуляцией громкости голоса. Поначалу эти нарушения воспринимались как небольшое неудобство, но время шло, и они делались все заметнее. Вскоре мистер Питерсон сказал, что собственный голос звучит для него как чужой, как будто не желает его «слушаться». При этом он не потерял способности ясно мыслить, то есть по-прежнему прекрасно осознавал, что именно хочет сказать, но вот облечь свою мысль в слова ему становилось все труднее.

Но он и тут приспособился — вместо того чтобы говорить, начал писать мне записки. Я думал, он таким образом пытается избежать унижения, что ли. Но оказалось, мистер Питерсон просто счел, что письменный способ общения надежнее устного: рука в отличие от голосовых связок и языка пока его не подводила. Но тут встала новая проблема — с глазами. Мистеру Питерсону приходилось жутко напрягаться, чтобы следить взглядом за строчками — что по горизонтали, что по вертикали. Наконец ему надоело мучиться, и он стал писать вслепую, не заботясь о том, что выходит на бумаге. Он теперь не расставался с блокнотом и ручкой и научился излагать любую мысль буквально двумя-тремя словами.