Читать «Тайна крепостного художника» онлайн - страница 5
Михаил Григорьевич Казовский
Отрок пожал плечами:
— У господ висят. Говорят, что огромных денег ныне стоят. Вот бы нам с маменькой хоть немного с того богатства! Только разве правды у них добьешься?
Одевались грустные. Начали прощаться. Барыня сказала:
— Вы такие славные. Нате, держите по рублю. Купите себе что-нибудь. Я сестре про вас расскажу. У меня сестра и знаток, и ценитель живописи. Как фамилия твоего отца, Сашенька?
— Так Васильев он. И дядья Васильевы, по батяне ихнему. А у тятеньки прозвище было с детства — Сорока. И картины свои подписывал: Григорий Сорока. Я-то через это и сделался Александр Григорьевич Сорокин.
— Да, забавно.
Оказавшись на улице, только выдохнули: «Уф!» — и незамедлительно Вася выпустил ветры с грохотом.
— Тихо! Ты чего? — испугался Сашатка.
— Ой, никто не слышал. После сытного обеда полагается волю дать пара́м. — И расплылся в улыбке.
— Скалишься чего? Дядя Петя помер…
— И то правда… Но, как говорится, нет худа без добра: накормили нечаянно, да еще и по рублю дали.
— Я попробую отпроситься у Донат Михалыча, чтобы он на похороны Силина отпустил.
— Думаешь, позволит?
— Надо попытаться…
2
Разрешил. У Доната Михайловича не забалуешь, человек суровый — как посмотрит сквозь очки ледяным своим серым оком, брови сдвинет и усами пошевелит — так дрожанье в теле. А еще скажет старческим голосом: «Милостивый государь, соблаговолите соблюдать правила приличия», — сразу онемеешь, словно в рот воды набрал. Лучше бы воспитанников порол. Но телесные наказания у набилковцев были запрещены.
Содрогаясь, Сашатка появился у того в кабинете, бледный и напуганный. А смотритель училища вперился в него, будто бы пытался пробуравить в подростке взглядом дырочку.
— Чем обязан, сударь? — недовольно спросил.
Заикаясь, Сорокин объяснил — и насчет крестного, и насчет его похорон.
— Я бы ненадолго, — лепетал подросток, — токмо поклониться, и все. Сразу бы назад.
Помолчав, педагог спросил:
— Где сие скорбное событие место имеет быть?
— На Большом Власьевском. Отпевание в церкви Успения на Могильцах. Там же, на погосте, и погребение.
— Хорошо, ступай. Дело, как говорится, святое. И не торопись. Что такое: «Токмо поклониться, и все»? Крестный все ж таки. Торопиться грех. Коли пригласят на поминки — согласись, уважь. Но вина не пей. И не позже половины осьмого чтобы был обратно. Ясно?
— Ясно, Донат Михалыч, не сумлевайтесь, буду. Оченно я вам благодарен за подобную милость.
— Бог с тобою, Сашатка, не за что.
На стене над креслом смотрителя находился портрет государя-императора Александра II Освободителя, и, казалось, царь смотрел на набилковца тоже сочувственно.
В церкви было жарко. Провожающие, человек пятнадцать, в основном — простые работники, из крестьян, сгорбившись стояли у открытого гроба. Дядя Петя Силин в нем лежал, походя на желтую восковую куклу. С белой лентой на лбу. Из господ выделялись две дамы в черном — Софья Владимировна и вторая — такая же, на нее похожая, только чуть пониже, пополнее и старше. Певчие голосили стройно. У Сашатки от их душевности, от печальных слов священника и от грусти по ушедшему крестному слезы понемногу катились по щекам и капали с подбородка. Он их смахивал рукавом пальто, отчего-то стесняясь вытащить платок.