Читать «Том 2. Стихотворения 1917-1922» онлайн - страница 2

<1917>, 1921

Огневоду

Слово пою я о том, Как огневод, пота струями покрытый, в пастушеской шкуре из пепла, дыма и копоти Темный и смуглый, Белым поленом кормил тебя, Дровоядного зверя огня. Он, желтозарный, то прятался смертью За забор темноты, то ложился кольцом, как собака, В листве черного дерева мрака. И тогда его глаз нам поведал про оперение синего зимородка. И черными перьями падала черная ветвь темноты. После дико бросался и грыз, гривой сверкнув золотой, Груду полен среброрунных, То глухо выл, пасть к небу подняв, – от холода пламенный голод, – жалуясь звездам Через решетку окна звезды смотрели. И тебя, о огонь, рабочий кормил Тушами белых берез испуганной рощи, Что колыхали главами, про ночь шелестя, И что ему всё мало бы, А их ведь не так уж много. О приходе людей были их жалобы. Даже на вывеску «Гробов продажа» (Крик улиц темноты) Падала тихая сажа.

23 октября 1917

«На лодке плыли боги…»

На лодке плыли боги, И подымалась мимо рука, В зеркальные окутана чертоги, Над долом теневого выморока. А сейчас все Временное правительство Отправлено в острог на жительство.

25 октября 1917

«Воин морщинистолобый…»

Воин морщинистолобый С глазом сига с Чудского озера, С хмурою гривою пращура, Как спокойно ты вышел на битву! Как много заплат на одеждах! Как много керенских в грубых Заплатах твоего тулупа дышит и ползает! Радости боя полны, лезут на воздух Охотничьи псы, преломленные сразу В пяти измерениях.

28 октября 1917

Письмо в Смоленке

Два угломига. И то и не <э>то. Я счетоводная книга Живых и загробного света. Это было, когда, точно окорок Теплый и вкусный у вашего рта, Встал, изумленный, сегодняшнего рока Рок И извинилась столетий верста. Теплыми, нежными одеялами Протянулись жирные, черные грязи. Шагали трехгодовалые, Шагами смерть крестя. Трупы морей были вытесаны в храмы Рукой рабочих посадов, Столбы и доски речных берегов, Во львов, поворачива<ющих> шар <земной>. Трупы лесов далеких столетий Ели, сопя, паровозы, Резво конюшни свои на столе оставляя, И грубо и не так тонко, как люди, Черною сажей дышали. Трупы лугов в перчатке коровы, Нет, не в перчатке, в парче Круторогих, мычащих дрог похоронных – Дрог, машущих грязным хвостом, Как лучшего друга, любовно Люди глазами ласкали. Клок сена в черных Жующих губах коровы Был открытым лицом воскового покойника сена. Труп вёсен и лет В парче из зерна был запрятан, Да, в белой муке и в зерне Золотучем, как пиво. Знайте, – это Белыми машут сорочками черные кони – Похороны трупа Красного Солнца. [За это и в окороке и в ветчине Вылез Владимир Красное Солнышко.] И там с грохотом едет телега, Доверху полна мясными кровавыми цветами, У ноздрей бога красивого Цветками коров и овец многолепестковыми. Знайте, – это второй труп великого Солнца, Раз похороненный устами коров, Когда <они> бродили по лугу зеленому, Второй раз – ножом мясника, Когда полоснул, как поезд из Крыма На север [в нем за зеркалом стены вы едете], По горлу коровы… И если ребенок пьет молоко девушки, Няни или телицы, Пьет он лишь белый тоуп солнца. И если в руне мертвых коз И в пышнорунной могиле бобра Гуляете вы или в бабочек ткани искусной Не знаете смерти и тлена, – Гуляете вы в оболочке солнечной тлени. Погребальная колесница трупа великого Солнца: Умерло солнце – выросли травы, Умерли травы – выросли козы, Умерли козы – выросли шубы. И сладкие вишни. Мне послезавтра 33 года: Сладко потому мне, что тоже труп солнца. А спички – труп солнца древес. Похороны по последнему разряду. О, ветер солнечных смертей, гонимых роком И духовенств<ом> – попом мира. [Так едете, будто бы за столом перед зеркалом окна…] – То есть умер, – скажут все. Нет: По морю трупов солнца, По воле погребальных дрог На человеке проехал человек. И моря часть ведь стала снова им, Тем солнцем снова материк, как пауком, заснован. Подводи судно, Где стукают мордой тупой разноперые рыбы Общей породы. Гроб солнца за тканью явленный, За белой парчой обмана. Труп солнца, как резвый ребенок, Отовсюду зовет вас все резче, Смеется хорошеньким личиком. Так, кривой на глаз, может думать Человек, у которого два слова: «прожить» и «труп», – Которому не вольно влиять на письменном столе И проливать чернила на меня, …на умные числа и мысль. Баловень мира такой же у матери труп солнца. Так колесницу похорон солнца, Покрытую тысячью покрывал, Как чудовищно-прекрасных зверей, Приближали к ноздрям чудовища. Нюхает та земля, на которой я живу. – Ты не говори, что и время и рок тоже труп солнца. Так ли? Пока же в озвучие людской сажи Летела б черной букой паровозная сажа. Украденный труп солнца в продаже. – Труп солнца, труп солнца! – кричит земной шар-мальчик. – Гробов продажа, С запахом свежей краски печатной!