Читать «Унгерн. Демон монгольских степей» онлайн - страница 273
Алексей Васильевич Шишов
— Могу ответить откровенно. Я беднее самого последнего российского мужика из забайкальской деревни...
— Значит, вы отрицаете тот факт, что обладаете значительными денежными суммами?
— Совершенно отрицаю. Денег у меня лично нет, кроме тех, что были найдены при аресте щетинкинцами.
— Но в описи вещей, при вас найденных, о каких-либо ценностях ничего не говорится?
— Правильно. Это значит, что их у меня нет...
Унгерн не лгал на допросе. Он действительно никогда не стремился к личному обогащению. И никогда ив путал «тощую» дивизионную казну со своим собственным карманом. Уж в этом-то его не могли упрекнуть ни свои, ни враги. Понятие о «белой» офицерской чести он имел поразительное для времён Гражданской войны. Поэтому, окажись Роман Фёдорович, не имевший никакой профессии, кроме диплома об окончании Павловского военного училища, в белой эмиграции, там его бы ждали только нищета и борьба за выживание. Стать «частным лицом» на чужбине прибалтийскому аристократу хотелось меньше всего.
«Метание» в мыслях сослужило «бешеному барону» плохую службу, подведя его жизнь под трагический конец. Хотя, между прочим, он был вполне логичным. Знавшие его люди говорили, что барон, после отступления обратно в Монголию, впал в «совершенное отчаяние». Это привычно выражалось в сильной ярости, которую он вымещал на людях. В эти дни Унгерн лютовал, как никогда раньше. Есаул Макеев, один из самых доверенных людей барона, сказал однажды:
— Нашего цин-вана азиаты теперь боятся как сатаны, как чумы, как чёрной оспы...
Участились расстрелы как рядовых солдат, так и офицеров. Причём людей, которых даже в симпатиях к Советской власти заподозрить было нельзя. Унгерн фон Штернберг требовал от генерала Резухина, командиров полков и дивизионов только одного:
— Дивизию надо сохранить любой ценой. Ценой любой крови...
— Не только пойманного дезертира, но каждого азиата, заподозренного в дезертирстве, — наказывать расстрелом перед строем...
Теперь люди даже не просились на фуражировку, чтобы не быть заподозренными в желании куда-нибудь бежать для «спасения собственной шкуры». Обстановка в дивизии становилась всё более «нервной». Палачи из команд Сипайло и Бурдуковского отдыха не знали. Унгерновские солдаты шептались между собой:
— Что это наш барон так зверствует после Забайкалья?..
— Казнит только своих? Тех, кто за него воюет?..
— Может, он хочет заработать так прощение у красных?
Всего полгода назад монголы с восторгом встречали цин-вана Унгерна, побеждавшего гаминов и освобождавшего от них Ургу и самого Богдо-гэгена. Теперь всё стало иным. Местное население по пути движения Азиатской конной дивизии разбегалось и пряталось, где только могло. Так вели себя не только простые араты, но даже степные князья, искавшие убежища в лесах. Угонялись стада. Страна виделась безжизненной, словно испепелённой войной.
В довершение всех бед в степи стояла страшная жара. Она изнуряла и людей, и лошадей. Барон то и дело отправлял в поиск отдельные сотни, приказывая:
— Ищите стойбища пастухов. Без лишних разговоров реквизируйте скот. Бели сопротивляться кто вздумает — стреляйте, рубите, юрты сжигайте...