Читать «Венгрия за границами Венгрии» онлайн - страница 76

Густав Барта

— Да, это сон, от которого нельзя пробудиться.

Перевод: Людмила Кулагова

Языческий апокалипсис

Это простая, старомодная история. Она начинается не с того, что однажды ранней осенью, в 4 часа после полудня господин Берталан, директор музея Р., сунул портфель себе подмышку и запер дверь своего офиса. Это уже конец истории, он даже не имеет прямого отношения к тому, о чем пойдёт речь. В любом случае и в этот день директор музея, как обычно, осмотрел чучела птиц, томящихся в плену стеклянных витрин коридора, заглянул в уборную: не забыли ли выключить свет. Двор музея уже захватили мальчишки с ближайших улиц — сквозь толстые стены был отчётливо слышен их галдёж. Стук мяча о бетонные плиты доносился будто в полусне. На лестничной клетке господин Берталан вспомнил, что оставил сегодняшний ужин, сто грамм нарезки и бутылку молока, в холодильнике. Холодильник был на верхнем этаже, в дальнем коридоре, в углу. Поднявшись, господин Берталан был неприятно поражен, когда увидел, что какая-то пожилая женщина стучится в дверь его офиса.

— Кого ищете? — недружелюбно спросил он.

— Вы господин Берталан?

— Да, я, — ответил он.

— Тогда я ищу вас, — сказала женщина. По вычурному наряду и странному акценту можно было заключить, что она иностранка, хотя по-венгерски она говорила безупречно. Дама размалевала себе лицо, чтобы выглядеть моложе своего возраста, и напялила шелковое летнее платье, которое едва доходило до колен и больше подходило для двадцатилетней девицы. Директор музея с отвращением надел очки и подумал, что если сделать из неё чучело, она бы хорошо смотрелась между пчелоедами и сизоворонками. Женщина протянула руку.

— Я вчера прилетела из Чикаго, — сказала она, — я вдова Винклера.

Взгляд у неё был строгий и умный.

— Чем могу служить? — голос у директора музея был недовольный, он торопился.

Женщина достала из полотняной хозяйственной сумки заклеенный конверт и протянула директору.

— Прошу, прочтите то, что в конверте. И сделайте это прямо сейчас… Я очень вас очень прошу.

— Что это?

— Я очень прошу… — упрямо повторила женщина. — Я сейчас вернусь в гостиницу. Когда прочтете это письмо, позвоните… Или не звоните… Это уж вы сами решайте. В любом случае содержание этого письма касается непосредственно вас.

Женщина ушла через черный ход (очевидно, она знала только этот выход), а господин Берталан нащупал ключ от офиса среди мелочи в кармане своего пиджака. Солнечный свет уже давно и бесцеремонно покинул офис и скрылся за брандмауэром углового доходного дома, но было еще достаточно светло, чтобы у окна он мог прочитать адресованное ему письмо.

Содержание написанного от руки письма было следующим:

«В том доме, который сейчас принадлежит вашему отцу, до нацистской оккупации жил один богатый чудак. Его звали Карой Сарка, дома он держал лошадь, и когда порядочные граждане уже перешли на авто, в городе появились первые автобусы, а ветер современной жизни начал задувать под юбки самых консервативных дам, он верхом приезжал в казино, верхом отправлялся подшучивать над друзьями, верхом ездил в больницу навещать свою первую жену, и на кладбище в день всех усопших он тоже отправлялся верхом. Должно быть, я не скажу вам ничего нового, ведь вы знаете, что тогда сторожем на кладбище был ваш отец. Господин Сарка привязывал коня к каштану перед воротами кладбища, а когда однажды сторож осмелился высказаться по этому поводу, привязал его самого к коню сзади и проехался с ним по главной улице до железнодорожной станции и обратно. Конечно, он не гнал коня, следил за тем, чтобы кости бедняги, вашего отца, остались целы. Кто это видел, либо возмущался, либо от души смеялся над шуткой. Сам сторож сначала ругался, а потом, когда исчерпал весь запас ругательств, перешел на мольбы, и, в конце концов, зарыдал от гнева и стыда. После этого он уже ничего не мог сказать, только тяжело дышал и сопел, и когда они вернулись к кладбищу, господин Сарка сказал ему: „Ну, отдохните немного, дядя, потому что сегодня нам ещё предстоит проделать долгий путь. Выкурите сигаретку, а я пока возьму в кабаке вина“. Затем они выпили бутылку вина у ворот кладбища. Поскольку был день всех усопших, вокруг них толпились люди, и все с недоумением смотрели на то, как они распивали вино у кладбищенских ворот.