Читать «Кино Югославии» онлайн - страница 32

Мирон Маркович Черненко

Прежде всего — столь неповторимое художественное явление, как поэтический кинематограф Пуриши Джорджевича, явление, не знающее аналогов и предшественников на мировом экране, хотя сам Джорджевич вот уже два десятилетия клянется именами своих учителей, — учителя режиссуры А. П. Довженко и учителя драматургии А. П. Чехова. И хотя эти клятвы столь же субъективны, сколь субъективен и весь кинематограф Джорджевича (наверняка можно было бы поспорить, насколько балканский Довженко и балканский Чехов соответствуют их реальному творчеству), однако в словах этих есть свой резон, в чем сомневаться не приходится, как не приходится сомневаться в реальности еще одного учителя, чья тень столь же несомненно витает над фильмами Джорджевича, а именно тень Бертольта Брехта. Впрочем, как известно, ничье, даже самое могущественное влияние не в состоянии создать произведение искусства, так сказать, минуя талант его создателя, а своеобразный талант Джорджевича проявился задолго до того, как им была создана кинематографическая трилогия о партизанской юности поколения — «Девушка» (1965), «Мечта» (1966), «Утро» (1967, в советском прокате — «Приговор приведен в исполнение»). До трилогии Джорджевич снял полдесятка ничем не примечательных, если не сказать просто коммерческих лент, из которых мы видели едва ли не самую слабую его комедию — «Лето виновато во всем» (1961), а также около десятка поэтических документально-игровых короткометражек, посвященных военной судьбе своего поколения, ушедшего в партизаны и подполье прямо со школьной скамьи и почти не успевшего хлебнуть порохового дыма и оказавшегося в гитлеровских лагерях (такова биография и самого Джорджевича, шестнадцати лет от роду приговоренного к смерти, помилованного по молодости лет и отправленного в лагерь по «идеологическому перевоспитанию коммунистически ориентированной молодежи» в городе Смедеровска Паланка). Поколения, сохранившего на всю жизнь невероятное ощущение счастья первых побед и счастья спасения от уже почти наступившей смерти, и не случайно Джорджевич так часто и так, кажется, невпопад употребляет это слово там, где его можно было ожидать меньше всего, ибо для мальчиков и девочек, ушедших в революцию детьми, это мгновенное взросление в очистительном огне революции и было самым великим счастьем. Точно так же, как самой невероятной жизненной катастрофой, к которой они так и не сумели привыкнуть до седых волос (я говорю, разумеется, о героях фильмов, а не об их авторах), было предательство, измена, неверность — все равно, кому или чему — родине, общему делу, любви, самому себе.

И Джорджевич выстраивает в своей трилогии, а также в нескольких фильмах, снятых позже (из них мы видели «Велосипедисты», 1970), поразительную по чистоте помыслов, по аскетической нравственности, по безграничному идеализму мечтаний душевную биографию поколения, сотканную не из реальных жизненных ситуаций — Джорджевич полагает, что все эти ситуации досконально известны югославскому зрителю, — но из лирических состояний своих героев, из их предчувствий, их надежд и мечтаний. Ибо все, что происходит с Юношей и Девушкой (именно так, с самой большой буквы, ибо, несмотря на всю свою конкретность, на самом деле они, если можно сказать так, эманация своего поколения, великого множества гимназистов и студентов, погибших на полях войны), длится не более мгновения, ибо на войне каждое мгновение может быть последним, и только тот, кто проживает его полной мерой, может считать себя живущим долго и счастливо, сколь бы короткой ни была его реальная жизнь.