Читать «Мраморный лебедь» онлайн - страница 21

Зимой мне купили шапку-шлем; такие шлемы были на летчиках в фильмах про войну, шлем был в светло-коричневую и темно-коричневую клетку. Я пришла в шлеме в садик, и Тийт мне сказал:

– Я по-прежнему хочу на тебе жениться, но вдруг ты все-таки мальчик?

Дома я стала расспрашивать родителей, точно ли я девочка.

– Честно сказать, мы хотели мальчика, – признались родители, – даже имя придумали – Игорь. Думали, будет он легкий, спортивный, смелый.

– Летчик? – всхлипнула я.

– Летчик! – подбодрил меня отец.

И Тийт от меня отказался. И мальчиком я не стала. И к тому же вскоре мама узнала, что я не Лиля, а Елена. И она придумала такую игру: она входила в комнату и говорила:

– Где же моя Лилечка?

– Это я, мама!

– Нет, Это какая-то плохая Ленка, а хорошей моей Лилечки нет здесь!

– Мамочка, это я, я!

– Нет, это злая Ленка, противная Ленка, а Лилечки нет!

– Мама, узнай меня, узнай, пожалуйста!

И меня, задыхающуюся от слез, в конце концов, признавали.

Летом садик выезжал на дачу. Дача стояла в сосновом лесу. Проведывать меня присылали сестру. Она покупала стакан земляники, которую я не переносила – у меня от нее чесалось в горле и появлялась на теле сыпь; мы садились под сосной, сестра съедала землянику, я плакала, сестра жалостливо всхлипывала мне в тон и уезжала домой.

Потом возвращался домой и садик. Старик по-прежнему сидел на скамейке и читал газеты, когда ветер приносил их ему. Обрывки, а случалась удача – так и целые.

В шестьдесят лет я купила себе шапку, в которой ходили девочки в детском саду: такой большой пушистый меховой шарик с длинными завязками, а на концах завязок – помпончики; огромный круглый шар из чернобурки, ходить в нем невозможно – жарко, он лежит дома, похожий на жирного кастрированного кота.

Почти не осталось людей, называющих меня Лилей, я стала Еленой для эстонцев и Еленой Григорьевной для русских. Но иногда кто-нибудь назовет меня Леной и удивится, что я не откликаюсь вовсе или говорю, зло насупившись:

– Нет здесь никакой Лены!

Моя доченька уверяет меня, что однажды я наняла ей няньку, которая приводила ее к себе домой, сажала на диван и обкладывала огромными острыми кусками стекла, чтобы она не смела слезать с дивана. И что еще возле дивана ложилась собака, показывающая небывалые клыки. И нянька грозилась накормить доченьку сырым мясом. И она приходила домой в слезах и жаловалась мне и просила не отдавать ее больше этой няньке. А я, конечно, спрашивала у няньки, так ли это, не веря ни единому дочкиному слову, и нянька прижимала дочку к своему животу, утыкала носом в цветы на фартуке и мурлыкала:

– Бедная девочка, обними свою нянечку!

Рекорд водомерки

Пруд, покрытый летними укусами комариного дождя. У нас ходят, ходят дожди, – как китайская пытка каплей. Трава выросла под окнами по плечи.

– Мой пузырик, – говорит мой муж, – я близорук, как роса. Я вижу за окном ноты черешен, но мелодию различить не могу.