Читать «Мраморный лебедь» онлайн - страница 19
Елена Григорьевна Скульская
Как в «Сказке о глупом мышонке» Самуила Маршака мышка-мать зовет к своему сыночку няньку-кошку. Глупый мышонок, конечно, не знал, чем грозит ему встреча со сладкоголосой кошкой, но мышка-то-мать знала, – получается, хотела смерти своему ребеночку?
«– Да, она невинна! – сказал самый старший брат и рассказал все, как было; и пока он говорил, в воздухе распространилось благоухание, точно от множества роз, – это каждое полено в костре пустило корни и ростки, и образовался высокий благоуханный куст, покрытый красными розами. На самой же верхушке куста блестел, как звезда, ослепительно-белый цветок. Король сорвал его, положил на грудь Элизы, и она пришла в себя на радость и счастье», – так звучит финал «Диких лебедей» Андерсена.
Казни, придуманные Андерсеном и пронзающие наше детство, почти всегда очень медлительны и растягиваются потом на всю нашу дальнейшую жизнь. Бесконечно длится обет молчания и Элизы из «Диких лебедей», и Русалочки; и еще Русалочке каждый шаг причиняет такую боль, словно она ступает по ножам и иголкам. (У Оскара Уайльда эта андерсеновская тягучесть и переливчатость боли отозвалась в «Соловье и розе», где шип медленно-медленно приближается к сердцу и еще медленнее его пронзает.)
Убийства у Андерсена бессмысленны, словно их совершил ребенок. Ребенок во время следствия над ним хранит молчание, лишь изредка усмехаясь, и эти своим смешком доводит родителей до умоисступления. Но ведь он молчит только от того, что сам совершенно не понимает, зачем он убил птицу или котенка или попытался задушить новорожденную сестрицу, и усмехается он именно своему непониманию, совершенной пустоте, не умеющей откликнуться на все взывания взрослых.
Ведьма в «Огниве» наделила солдата золотом. «Солдат взял и отрубил ей голову. Ведьма повалилась мертвая, а он завязал все деньги в ее передник, взвалил узел на спину, сунул огниво в карман и зашагал прямо в город». Солдат, ясное дело, человек грубый, раз-два и готово. Да и Родион Романыч, впрочем, из семьи, где все готовы к убийствам: Дуня стреляла в Свидригайлова, вот только сначала промахнулась, потом осечка вышла, а Родя «изо всей силы ударил раз и другой, все обухом, и все по темени. Кровь хлынула, как из опрокинутого стакана. И тело повалилось навзничь. Он отступил, дал упасть и тотчас же нагнулся к ее лицу; она была уже мертвая…» И в сказке, и в романе есть масса детских объяснений: ведьма была старая и уродливая «уж такая безобразная: нижняя губа свисала у нее до самой груди», да и Алена Ивановна не лучше: «…жиденькие волосы ее, по обыкновению жирно смазанные маслом, были заплетены в крысиную косичку…», а ребенок откуда-то с самого раннего детства знает, что все уродливое непременно плохое, а красивое непременно хорошее. Некрасивость может быть только промежуточной стадией, временным испытанием, как в «Гадком утенке», а потом должна наступить красота; ну в старости она никак наступить уже не может, а потому старухи выметаются из жизни. Солдат получил все деньги со старухи, в ее же фартук и завернул, Раскольников тоже деньги получил в старухином тугом кошельке; солдату они счастья не принесли, а Раскольников и вовсе ими не воспользовался, но все это как-то не имеет значения – просто звенья в череде неизбежных, но бессмысленных действий.