Читать «Мой Хеврон» онлайн - страница 23
Бен-Цион Аронович Тавгер
— Я тоже еду в полицию. Арестуй меня. Я копал наравне с ними.
— Нет! — говорит. — Ты не поедешь, оставайся здесь.
— Почему это — нет? — возмущаюсь я.
— Есть приказ тебя не арестовывать.
— Обязан арестовать, я поеду с ними!
— Нет, не поедешь, я здесь начальник, я командую!
— Ну что же, — говорю, — посмотрим! — Разворачиваюсь и бью его в грудь. Прямо при всем честном народе.
— Бить офицера?! — взревел он. — Арестую… — Но тут же вспомнил, сообразил, и сразу заулыбался: — Нет, профессор, не арестую, ничего тебе не поможет!
Так проходили в Хевроне наши аресты…Забирали в полицию наши лопаты, кирки и ведра. Затем возвращали обратно. Я относил их на кладбищенский склад.
Если отношения с полицией приняли вид какой-то игры, то с армией дело обстояло куда серьезней. В полиции со мной уже были хорошо знакомы и арестовывать перестали. А в армии солдаты и офицеры менялись каждый месяц, и они меня не знали.
Однажды мы с Элиэзером пришли по какому-то делу в полицию. Нас выслушали и велели остаться. На нас обоих заведено, якобы, дело. Меня обвиняли в нападении на солдата, а Элиэзер будто бы ворвался с оружием в арабский дом. Это была явная ложь, грязная клевета. Об этом случае я хочу рассказать поподробней.
… В тот день мы вели раскопки на месте синагоги. Был март, — грязь, мокро и сыро, сильный ветер, холод. Армейское начальство приказало к синагоге никого не подпускать. Тем не менее нам удалось уговорить дежуривших там солдат, и они позволили нам поработать. Солдаты оказались религиозными, с такими легко было договориться. «Мы будем копать, а вы не обращайте на нас внимания, вы нас не видели…»
Отгородили себе небольшой участок на территории арабского двора и стали потихоньку копать, стараясь быть незамеченными. А чтобы не подводить солдат, решили работу прекратить, когда придет их смена.
Вдруг появилась группа солдат; один из них с криком «Руки вверх, стрелять буду!» забежал на огороженную нами территорию и приставил к плечу карабин.
Поначалу мы растерялись, не понимая, что явилось причиной его агрессивности. Но быстро сообразили — это может плохо кончиться. Я расстегнул рубашку и говорю: «Сюда вот стреляй, здесь у меня сердце!». Элиэзер прекратил копать и встал с киркой в руке рядом с солдатом, чтобы в случае, если этот безумец решит стрелять, ударить по карабину.
Солдат вдруг сник, опустил карабин и расплакался. Сквозь слезы он объяснил нам, что их предупредили, будто здесь прячутся террористы, и не сказали, кто мы такие на самом деле. Находясь в состоянии крайнего напряжения, он был готов к решительным действиям. Слава Богу, — чудом не выстрелил, вовремя понял, что мы евреи.
Это событие и было расценено, как нападение на солдата.
Стали снимать показания. Первым допрашивали того самого солдата. Был с ним какой-то сержант, который подсказывал ему, что говорить. Вел протокол полицейский по имени Мордехай, прекрасно знавший меня. Я вошел в кабинет, сказал, что хочу присутствовать при снятии показаний с солдата: Мордехай чувствовал, что в этом деле что-то нечисто, и не стал возражать.