Читать «Царский угодник. Распутин» онлайн - страница 18

Каждое утро в его квартиру набивалось много народа: генералы сидели на одной скамье с оборванными нищими, юные пугливые гимназистки — с безносыми бородатыми старухами, от которых пахло навозом, блестящие франты, выходцы из высшего света, — с безродными работягами, ночующими в подвалах, худосочные чиновники в протёртых брюках, которым надо было получить хотя бы малую прибавку к жалованью — рядом с людьми, которым ничего не надо было, они оказались в распутинской гостиной только ради любопытства: хотелось увидеть Распутина — тобольского мужика, чьи изречения царица Александра Фёдоровна заносила наряду с изречениями известных зарубежных мудрецов к себе в отдельную книжечку.

В девять утра — иногда на несколько минут позже, но почти всегда в одно и то же время — в гостиной, позёвывая, выскребая из бороды крошки, появлялся Распутин, отвешивал общий поклон:

   — Здрассте вам!

Одет он был по большей части в знакомую красную рубаху и чёрные тонкие брюки — суконные, рубчиковые или шёлковые, наиболее подходящие для жаркой погоды и плясок, на ногах красовались лёгкие галоши либо чёрные лакированные туфли: в доме Распутин сапог не признавал, считал их тяжёлой обувью, — и что всем бросалось в глаза, галоши и туфли он надевал на босу ногу и иногда, когда сидел, вытаскивал ногу из галоши и шевелил длинными, покрытыми редким волосом пальцами — это доставляло ему удовольствие.

Если хор голосов, отзывавшихся на распутинское «здрассте вам» был нестройным, Распутин, добродушно щурясь, повторял:

   — Здрассте вам! — и снова отвешивал поклон. Выслушав ответ, начинал обход собравшихся.

Он шёл по кругу, останавливался у каждого, заглядывая в глаза, брал заготовленную бумагу, если она была заготовлена, кивал: «Ладно, помогу», или: «Переговорю тут с одним человеком, он может подсобить», — в основном ему подавали прошения о продвижении по службе, о поручительстве в заёме денег под имущество, и старец почти всё выполнял, но случалось, что Распутин останавливался у иного просителя и брал его за пуговицу. Произносил истончившимся, каким-то дырявым голосом:

   — Слушай, милый, а ведь я тебе уже два раза помогал... В этом самом... в продвижении по службе. Ты дважды продвинулся, но надежд не оправдал... Ты, б-батенька, знаешь кто? Ты... ты сам знаешь кто! Иди-ка, друг, отсюда и больше не приходи. — Не глядя в бледное вытянутое лицо «не оправдавшего надежд», Распутин двигался дальше — память у «старца» была острой, он помнил почти всех людей, с которыми встречался и имел дело.

Нищим, пришедшим к нему на «утренний приём», он давал деньги — в основном мелочь, но, случалось, доставал из кармана и серебряный рубль — деньги по тем временам немалые — и с размаху, громко, словно грузчик, шлёпал его в протянутую ладонь — жадным «старец» не считался и денег у себя не держал, одной рукой он брал деньги, другой давал.

Часа за полтора Распутин управлялся со всеми, кто находился в прихожей. По свидетельству департамента полиции, который вёл за Распутиным тайное наблюдение, в день у него иногда бывало до трёхсот человек. Потом «старец» уходил пить чай с баранками и вареньем. Больше всего на свете Распутин любил баранки, варенье и семечки.