Читать «Путешествие на высоту 270» онлайн - страница 101

– Братцы, братцы, будьте осторожны! – это говорит раненый, сидящий в этой траншее; свои предупреждения нам он перемежает стонами. – Ах… О, Боже мой… Будьте осторожны, головы прячьте…

Его собственная голова забинтована, как и обе ноги. Он, тяжело дыша, ползет в тыл. Мы осторожно проходим, перешагивая через него. И опять несколько пуль вонзаются в бруствер: не знаю, почему целятся всё время только в меня? Я сильнее пригибаюсь, а тут еще одна пуля – трассирующая – вонзается в верхнюю часть траншейной стенки. Я прижимаюсь к противоположной стенке и гляжу на водителя. Он то и дело высовывает голову наверх и смотрит в сторону противника. И вот две пули почти одновременно перед его лицом ударяются в бруствер, обсыпав пылью его растрепанные волосы. Он быстро убрал голову вниз. Я мельком оглянулся и слышу, как он грязно ругается:

– В мать вашу так попадете…

Хочу сказать ему, что не стоит так рисковать, как вдруг он на полуслове обрывает свою ругань и показывает врагу средний палец. И несколько пуль тут же срезают гребешок бруствера. Водитель приседает и через углубление в бруствере опять высовывает наверх руку со средним пальцем, победным жестом, и смеется как пьяный. Я говорю раздраженно:

– Если ты о себе не думаешь, подумай хоть вот об этих ребятах, зачем высовываться?

Он не реагирует на мои слова, а Расул тянет меня за локоть:

– Ага-Насер, не задерживайся.

Я выражаю свои чувства плевком на пол траншеи, и тут комментирует водитель:

– Дорогуша, хладнокровие, хладнокровие – вот что требуется!

Я ухожу от него, делая вид, что не слышал его слов, а он продолжает:

– Клянусь имамом Али, пока их в говно не раззадорю, не прекращу! Машина была – чистая невеста. Мне десять человек ублажить пришлось, пока комплекты новой резины не получил. Ай-ай-ай…

Не оборачиваясь, я отвечаю:

– Мне без разницы, какая там была резина!

Он ничего не отвечает. Мы дошли до места, где по обеим сторонам траншеи нарыли окопов. Над окопами – хорошие плотные перекрытия из железнодорожных шпал, и в каждом таком окопчике сидит несколько человек. Скорчившись и прижав коленки к груди; они сидят так, что похожи на сжатые в кулак пальцы. Их лица запылены, а выражение их испуганное, растерянное. И в первый раз я вижу, как на таких испуганных лицах возникают открытые – во всю ширину лица – улыбки. Вот еще окопчик с окровавленными бинтами и одеждой, ясно, что это – перевязочная. В нем двое перевязывают раненого, хотя мне сразу понятно, что этот раненый вряд ли выживет. Кишки вывалились из его живота, и к их липкой массе прилип внизу песок. Один из санитаров запихивает эту массу вместе с песком обратно ему в живот. Раненый, в сознании, наблюдает за движениями растерявшегося санитара. У того пот капает с лица на эти же кишки, и раненый при виде этого морщится. Я быстро прохожу мимо.

Минометная мина ударяет в траншею, и мы приседаем. Пыль и дым закрывают видимость. Вонь сгоревшего тротила дерет горло. Впереди раздаются крики, и кому-то помогают встать, отправляют его в тыл. Вот он показался из дыма, лицо его знакомо. Он из нашего взвода, хотя имени его я не знаю.