Читать «Сокровища старой церкви» онлайн - страница 26
Валерий Борисович Гусев
Галка возмущенно фыркнула, Кролик отодвинулся с опаской. И спросил обидчиво:
– Почему сразу два-то?
– Ну три, – легко согласился Колька.
На том совещание и закончилось.
Кролик в душе был страшно рад, что его не взяли в Оглядкино. Самый короткий путь туда по воде – краем Соловьиных болот.
Болота эти Соловьиными звались вовсе не потому, что сидел в них когда-то Соловей-разбойник, хотя ему тут самое место было, а потому, что действительно свистели и щелкали в них по весне голосистые птахи свои звонкие песни. Собственно, соловьи звенели не в самом, конечно, болоте, а в густом ивняке, которым заросла Ведьмина протока. Уходя от реки, она постепенно раздавалась вширь, скрывалась в ядовито-зеленых травах, превращалась в бездонную трясину.
Место это не любили, считали нечистым. Многие верили, что в болотах водится какая-то темная сила, ходили про них худые слухи. Старуха Чашкина – уж она-то все знает – и та очень туманно поясняла: «Тама по ночам лешак с кикиморой хороводятся. Лешак-то поводит, поводит огоньками по кочкам, да и столкнет в омут. А нет – так кикимора защекотит».
Не любили синереченцы Соловьиные болота, боялись их и без крайней нужды туда не заглядывали, хотя ягода там водилась знатная и дичь хорошая пряталась.
А травы – яркие, коварные, обманчивые. Деревья – кривые да корявые, поросшие, как грязным клочкастым волосом, космами путаного и рваного мха. И часто сидит на таком дереве черный ворон и каркает хрипло, зловеще – аж мороз по коже.
Все было в болоте том. И пузыри вырывались с шумом из черной глуби, и туманы бродили меж скрюченных деревьев, будто души утопленников беспокойные, и огоньки плавали над бездонными пучинами. А безлунными ночами доносились с болота вроде как тихие стоны, и жалобный шепот шелестел над кочками, и даже говор слышался – глухой, нелюдской, тревожный…
Нет, плыть ночью черной водой мимо этих страшных болот – это не для Кролика. Он лучше днем будет перед участковым мелькать, создавать этот… эффект, словом…
Ночь выпала темная, месяц невысоко еще стоял, то за ветками, то за облачком прятался – неохотно, словом, светил, неярко.
В деревне и вокруг нее все спало. Даже собаки. Только лягушки квакали да дергач где-то в лужке скрипел. Ну и комары, конечно, позванивали.
Колька бросил на корму телогрейку, сумку с припасами, оттолкнул лодку от берега. Мишка, чуть пошевеливая веслами, вывел ее на стрежень. Подхваченная течением, она пошла легко и охотно – оставалось только подправлять ее ход, чтобы не жалась к берегу.
– Протоку не проскочи, – шепнул Колька. – А то всю ночь искать будем.
– Вот ты и поглядывай, мне несподручно, – ответил Мишка. – Там ветла кривая стоит, приметная.
Плыли еще около часа, протоку не пропустили – глаза уже пригляделись, привыкли к темноте, да и месяц заметно поднялся, блестел по реке дорожкой, путь указывал.
Свернули в протоку – как в темный тоннель вошли. Она по берегам сильно заросла, ветки над ней густо смыкались сплошным сводом. Иные склонялись к самой воде, купали в ней свою листву. Здесь и днем-то сумрачно, а сейчас совсем черно было.