Читать «Эльминстер должен умереть!» онлайн - страница 106

Эд Гринвуд

Возможно, это было чувство, что вскоре с Кормиром случится нечто неподконтрольное и давно назревавшее. Марлин был наследником своего дома и наследником довольно типичным. Умилительно красив и довольно смекалист — но лишь в десятой степени столь блистателен, каким считает себя сам. Подобные люди были скорее грубы, чем мудры, и более амбициозны, чем компетентны... но это, среди прочего, и делало слежку за ними интересной.

Так что Мэншун прогрызал себе путь в разумах одного слуги в поместье за другим, пока не смог красться, подслушивать и подсматривать что хотел и когда хотел — оседлав ничего не подозревающего носителя по своему выбору. Еще одна черная тень в особняке, где стало слишком много сумрака, занавешенных окон и запустения. О, да — дом Грозозмеев превратился в бледную тень прежнего себя еще до того, как Мэншун им заинтересовался.

Отец Марлина давно умер, оставив всю настоящую власть в руках своей вдовы Нармитры. Та ненавидела весь высший свет Сюзейла и придворные интриги, и позволила мужу своей сестры, Медарлаку, играть роль патриарха, поскольку знала, что Марлин тоже все это ненавидит и предпочтет заниматься собственными делами, пока Медарлак строит из себя главу дома.

Ее весьма забавляло — как и Мэншуна, впрочем — как выводит из себя других представителей знати не слишком острый ум Медарлака и то, что по праву он не является ни наследником, ни главой дома. Грозозмеев не связывали никакие обязательства по заключенным Медарлаком договорам, и другие лорды не могли использовать его ни как надежный источник информации о происходящем в семье, ни как посредника для передачи предложений, соглашений и мнений любому другому члену семьи.

Сама леди Нармитра была весьма неглупа и хорошо соображала. Никакая не павлиниха.

Мэншуну сразу стало понятно, что Марлин, отдает он себе отчет или нет, боится матери.

Еще до того, как Мэншун проник в его разум, Марлина выдало периодическое бормотание под нос. Юноша подозревал о том, что матери стало известно о содеянном с Рондрасом, но она молчит, потому что Марлин всегда нравился ей куда больше других братьев — и потому что она сама, в свою очередь, его побаивается.

И так они танцевали, мать и сын, в медленном бесконечном поединке из двусмысленных комментариев и скрытых аккордов.

Мэншун наблюдал за их маленькими уловками и разговорными гамбитами с нескрываемым удовольствием. Это было намного лучше любой пьесы.

Марлин, со своей стороны, обращался с матерью вежливо, но твердо, и достаточно быстро добился от нее обещания не посещать некоторые башни дома, которые должны были принадлежать только ему. Мэншун уважал терпение юного лорда. Долгое время спустя Марлин не делал вообще ничего такого, что мать могла бы счесть подозрительным — чтобы она могла (она, на самом деле, так и поступала) подглядывать и шпионить в «его» башнях лишь затем, чтобы раз за разом не находить ничего достойного внимания и в конце концов потерять интерес.