Читать «Цемах Атлас (ешива). Том второй» онлайн - страница 126

Хаим Граде

— Лучше умереть мне, чем жить, — прошептал он по-древнееврейски. — Я достаточно пожил.

Утром в домике с низким потолком два высоких мрачных еврея, укутавшись в талесы, долго молились спиной друг к другу. Племянник стоял, подняв голову к потолку, дядя — опустив ее к полу. После молитвы «Шмоне эсре» они повернулись друг к другу, и реб Зимл заговорил каким-то потусторонним голосом: дети хотят, чтобы он продал дом и переехал к ним. Они не понимают, что, пока живет в том же самом доме, он ощущает присутствие их матери. Она еще здесь, в каждом уголке, и сердится на него за то, что все в доме запущено. Только настенные часы он заводит каждый вечер. Пока часы идут, ему кажется, что и его жизнь с его старушкой все еще идет, как в старые времена. Пока он живет здесь, ему представляется, что он просит у Цертл прощения за свои старые фантазии уйти из дома и стать отшельником. Она смеялась вслух над его фантазиями, но они ее очень обижали. Он это знает и не может себе простить, что огорчал ее.

— Вы, дядя, только хотели уйти из дома, а я действительно ушел однажды и теперь обязан уйти во второй раз. Мне опротивела моя жизнь, дядя, я проиграл ее из-за гордыни, — сказал племянник, еще плотнее укутываясь в талес, как будто его мучил холод.

— А почему ты уверен, Цемах, что то, что ты хочешь сделать сейчас, не следствие гордыни?

— Теперь я ухожу из дома, чтобы вырвать гордыню из своего сердца. Крапива гордыни прорастает во всех порах моей кожи. Чтобы избавиться от нее, я должен скитаться по миру, как зверь с обгоревшей шкурой вынужден кататься по земле и тереть свои ожоги о песок и камни. Понимаете, дядя? Я считал, что человек всегда должен говорить всю правду и себе, и другим. На меня было наложено наказание, и я понял, что, ведя изо дня в день войны за маленькую правду, упускаешь из виду большую. И при этом оказываешься не таким честным, как первоначально думал. Простодушный и милосердный добиваются своего в этом мире лучше, чем я.

Реб Зимл засунул руки в рукава, его жидкая сивая борода оканчивалась завитушкой, похожей на крюк. И слова с его уст сходили кривовато-колючие, злые и насмешливые:

— Если ты считаешь, что должен быть простодушнее и милосерднее, то почему снова покидаешь жену?

Племянник посмотрел на него с таким страхом, будто подозревал, что дядя прячет в рукаве остро отточенный нож. Однако реб Зимл уже снова замолчал и стоял такой окаменевший, словно совсем не помнил, что только что о чем-то спросил. Цемах сказал, глядя на свои ноги, словно разъясняя им, почему они должны скитаться по свету:

— Между мной и моей женой всегда будет стоять моя первая невеста. Поэтому я хочу дать ей развод. Но она не желает брать разводного письма, и мне придется уйти из дома и для ее блага тоже, чтобы я не замучил ее своей скорбью.

Вечером Володя сидел в маленьком домике и говорил, упершись взглядом в стену перед собой, чтобы не смотреть на гнусную рожу деверя: