Читать «Доктор Гоа» онлайн - страница 169

В общем, когда я пришла к нему в дом, все стало по-другому: раньше-то мы и пранаямились вместе, а тут – все очень строго, какие-то католические законы. Жарко тебе или не жарко, а ты должна в марте выходить к гостям в платье с длинными рукавами. Оказывается, он не мог жениться, потому что должен был следовать всем этим законам приличия и понимал, что я этого делать не буду. С одной стороны, он в своей религии не находил ответов, и ему нравилось, как жила я: свободнее, ища свои пути, но оказалось, что дома все по-другому. В общем, мне там было очень сложно, у меня была депрессия, маленький ребенок…

Доминик ведь тут родился. Мне кесарево делали. Ну, и после – депрессия, еще более сильная, вообще кошмар… Бен снял отличные апартаменты с бассейном напротив субботнего маркета, потому что, он говорил, будут все приходить: у них такая традиция – когда ребенок рождается, все в гости приходят, целая толпа. Я оттуда выхожу, ко мне таксисты пристают: мадам, вам куда, а они мне кажутся исчадиями ада, только рогов не хватает, – и я поворачиваюсь, иду в другую сторону. Это все депрессия… Видимо, у меня карма как-то через мужчин отрабатывается.

Потом я все-таки уехала в Россию. Надо же было что-то делать с депрессией… Пока мы с Домиником были в России, заболела и умерла сестра Бенджамина. Мы собирались ехать в Гоа в октябре, и тут мне Бен вдруг сообщает, что у него рак в четвертой стадии, с метастазами почти везде. Ему было всего 46 лет. До этого он никогда ничем не болел, был очень энергичным… Говорили, что, опять же, все это черная магия, дело рук его невестки. Зависть якобы: мать поделила между братьями деньги, и он смог построить рестораны, хороший отель, у него были постоянные клиенты. А у того брата не получилось такого успеха…

А я сижу на антидепрессантах нового поколения, которые мне не помогают, мне все хуже и хуже. Потом мне назначили амитриптилин, с ним я хоть спать могла, но от него я стала весить 100 килограммов. Бен, конечно, ждал от меня помощи, а какая от меня помощь? Я с маленьким ребенком, на трех таблетках амитриптилина в день, я просто физически ничего не могла. При депрессии ты же встаешь, 20 шагов проходишь – и все, больше ни на что нет сил.

А потом Бенджамин умер… Меня здесь не было. Так получилось. В этом-то все и дело… Там был один его друг… Например, днем я с Беном в больнице, когда он на химии, а вечером мне нужно идти к ребенку: мама одна не справлялась. И вот этот друг ему говорил: она такая плохая, как она могла тебя оставить ночью, особенно на Новый год? А какой там Новый год? Я пришла, покормила ребенка (ему было 10 месяцев) и просто легла спать. И Бен перестал со мной разговаривать. К нему приходят друзья, он с ними общается, а я на трех таблетках… Я говорю: слушай, ну давай я хотя бы в Россию поеду… Хоть таблетки сменить… Но перед отъездом я дождалась его анализов. Я думала: если анализы будут хорошие, то я поеду. Мне было очень тяжело: наверное, где-то внутри я понимала, что могу его больше не увидеть. Но он со мной уже даже не разговаривал, он день и ночь разговаривал с тем своим другом. Говорил, что друг для него столько сделал, ты, мол, для меня столько не сделала. Бен вообще не понимал: как это – депрессия? Кто не прошел через это, никогда не поймет… Это все равно что человеку с переломанными ногами сказать: а чего ты не танцуешь-то?