Читать «Ханство Батырбека» онлайн - страница 34
Георгий Дмитриевич Гребенщиков
— Живем шаляй-валяй… День иноходим, да два дня не ходим… Што, Сивке своему гостинцы принес?..
— Как жя!.. Надо, табарищ!.. — отвечал Ахметбай, выгружая из бадьи сено и прикрытое им ведро воды. Затем зажег фонарь и, ковыляя хромой ногой, исчез под низкими сводами темной шахты.
Он шел долго, лавируя по кривым коридорам, и, наконец, где-то в северном дальнем углу штольни ласково произнес:
— Тпрсе, тпрсе!.. Ох, ты моя карошя!..
Ему ответило сдержанное, радостное ржание одиноко стоящей в небольшой нише белой лошади. Она повернулась к нему мордой и, не видя огня, тянулась навстречу, щупая воздух перед собой трясущимися губами.
Ахметбай положил сено, шелест которого лошадь еще раз приветствовала ржаньем, и затем, осветив круп Сивки, погладил по его когда-то белой, а теперь выпачканной и лохматой шерсти и потрепал по оголенной, обопрелой спине…
И заговорил с ним на родном своем языке:
— Слепой мой, милый мой, бедный мой! — и подставил к морде принесенное ведро с водой.
Сивка, нащупав воду, жадно стал пить, чуть не опрокинув ведро, и видно было, как бежали под шеей крупные глотки и булькали в пустом животе.
А Ахметбай все ласкал его:
— Бедный мой!.. Скучно тебе одному без Сарсеке… Темно тебе… Слепой мой!..
Затем, ломая ковригу, стал мелкими кусочками кормить Сивку… И в то время, когда Сивка пережевывал твердые куски хлеба, Ахметбай молчал, и думы его поднялись наверх и легкой птицей понеслись над белой, засыпанной снегом степью все дальше и дальше, на тот простор, где когда-то круглыми точками белели юрты родного аула и где на мягкой зеленой глади вольно гулял в табуне Сивка… Где Ахметбай, охотясь с Сарсеке за лисой или волком на этом Сивке, тогда таком молодом и красивом, таком сытом и быстроногом… И, вспомнив признание Сарсеке о желании похитить Бибинор, Ахметбайка горько улыбнулся.
Никуда не годен теперь Сивка. Вот он стоит, быстро ослепший в шахте, облезлый от теплой сырости глубокого подземелья, в недрах тех степей, на которых еще так недавно кочевали вольные киргизы… Тихо, устало жевал Сивка хлеб испорченными зубами и тупо глядел слепыми глазами прямо на огонь фонаря…
И сердился Ахметбай на Сарсеке за то, что он продал Сивку в шахту, и плакался Сивке на свою судьбу и на то, что и его Гнедко пропал от голоду и что, может быть, обвалится шахта, и Ахметбай и Сарсеке умрут вместе с Сивкой здесь, в темной глубине холодных и немых недр родимой степи…
Из тьмы кто-то крикнул властно и торопливо:
— Ахметбайка… Здесь ты?.. Запрягай скорее — руду возить надо!..
Глухо и безмолвно звучали эти слова в темных каменных лабиринтах подземелья, но боялся их покорный Ахметбайка и спешил запрягать Сивку.
И спрятанные толстым слоем земли, ни Сарсеке, ни Ахметбайка не знали, что наверху, у приисковой конторы, перед суровым лицом приказчика стояли Батырбек с Исхаком, впервые привезшие из степи для продажи три воза таволожного хвороста.
Батырбек, постаревший и согнувшийся, еще не терял своего ханского вида: он был одет в новый овечий бешмет, лисий малахай и большие кожаные сапоги. Но, держа под уздцы переднюю, запряженную в плохие дровни и в то же время оседланную лошадь, он заискивающе улыбался приказчику, сердито браковавшему хворост, и на своем языке доказывал ему: