Читать «Ханство Батырбека» онлайн - страница 31

Георгий Дмитриевич Гребенщиков

Он оглядывается на шахту, с минуту смотрит на выползающий из нее удушливый дым и потом говорит негромким, густым басом:

— Ну, айда-те!..

С наваренными бурами и молотками в руках, согнув спины и неуклюже шагая по узкой тропинке, гуськом идут они к шахте. Затем, обволакиваемые еще не вышедшим из нее дымом, темной лентой заползают в черную пасть и через минуту исчезают с лица земли, поглощенные ее глубокими и темными недрами.

Скрипят грязно-серые вертикальные лестницы, шуршат подошвы бродней, то и дело попадая пятками в лица нижних людей, и быстро меркнет свет. Иногда раздаются глухие, короткие фразы, отрывистый кашель и чиханье. Но все ниже, все глубже спускается Сарсеке в серое подземелье и в кромешной тьме идет в черную глубь как-то без сознанья, без желаний и дум, с молчаливой безропотной покорностью.

Вот по ослизлым стенкам уже тихо журчат струйки грязной воды, крючковатые руки уже устали цепляться за грязную лестницу, и напряженные мышцы с каждой минутой утрачивают силы… Но молча и медленно, все глубже и глубже идут люди вниз, в темную нору, где так ревниво запрятаны сокровища, необходимые для тех, кто живет и ходит на верху, под светом солнца и лаской жизненных удач…

В соседней, отгороженной лесом, половине шахты с ворчливым гулом пошла наверх тяжело нагруженная бадья…

Понесли из глубоких недр никогда не видевшие света камни.

Откуда-то несется слабое и протяжное:

— …Ере-и-ись…

Знает Сарсеке значение этого оклика, но где тут беречься? Машинально переставляя руки и ноги, спускается он вниз, в то время как стопудовая бадья поднимается все выше и выше, и падение ее становится с каждой минутой грознее…

Слыхал Сарсеке, что не раз перержавевшая цепь обрывалась, и бадья летела вниз на дно шахты, сотрясала подземелье, обрушивала крепи и заваливала людей… Но ведь он не один, и потому — все равно…

Еще слышно, как гудит бадья, и с визгливым скрежетом грохочет где-то далеко предательская цепь… Спустились… Дрожащие ноги подгибаются в коленях, и сильно вздуваются легкие… Кто-то облегченно выругался, точно тяжело вздохнул, и убогой желтой точкой вспыхнула спичка…

Зажгли сальные огарки, вставили их в жестяные фонарики и, повесив за пояса, пошли штольней… У Сарсеке там, где штольня поворачивает влево, огарок погас от хлынувшей из вентилятора струи воздуха. Он забыл о повороте и сильно ударился лбом о преградившую его путь стену… Закряхтел и, приседая, хватил грязной рукой за окровавленный лоб…

— Ровно впервые… — сочувственно огрызнулся на него кто-то из русских, и пошел вперед сам…

Опять спуск по лестнице, но уже не такой глубокой, и в новой штольне где-то далеко, в глубине ее коридора, мелькнул огонек… Мелькнул и медленно уплыл куда-то вбок… Это огонек успевшего спуститься в бадье штейгера… Он ходил с фонарем и осматривал вновь взорванную породу.

Штольня кривыми коридорами вновь привела к главному прямому колодцу, по которому ходит бадья, и глухо, сдавленно и странно звучит бас штейгера: