Читать «Капризы юной леди» онлайн - страница 60

– Пожалуйста, будьте поосторожнее с этой фотографией, – предупредил архитектор. – Вы ведь знаете, как я дорожу ею!

Старушка кивнула головой, осторожно сметая пыль с большой фотографии, стоявшей посреди письменного стола.

– Я знаю, что это портрет вашей матушки и что он вам очень дорог, а между тем вы были совсем ребенком, когда она скончалась.

– Мне было тогда десять лет, но она стоит передо мной как живая.

– Мы в Эберсгофене не знали ее, старший лесничий приехал сюда уже вдовцом. Я думаю, что такой молодой женщине, какой была ваша матушка, нелегко было прожить с мужем и ребенком целых десять лет в польских лесах. Это была, кажется, родина графини Равенсберг?

– Да, ее имения находились близ русской границы, и владельцы жили там только летом. Через полгода после смерти моей матери отец получил место в равенсбергском лесничестве. Случись это раньше, моя мать, может быть, прожила бы дольше.

Сказав это, Зигварт подошел к столу, на котором госпожа Герольд устанавливала фотографию молодой, очень красивой женщины, но в ее лице ясно читалось страдание, а большие темные глаза смотрели с выражением глубокой скорби.

– Милое личико, – сказала старушка, – но слишком грустное и слишком нежное для той жизни, какую она вела. Мне хотелось бы знать, как она вышла замуж? Старший лесничий был хороший, честный человек, но немного грубоват и не прочь выпить и поиграть в карты. Вы совершенно непохожи на свою мать, да и на отца тоже, сентиментальности в вас нет совсем, но вы относитесь к этому портрету просто с каким-то обожанием.

Зигварт улыбнулся, но ответил довольно резко:

– У каждого человека должно быть что-нибудь, к чему он чувствовал бы привязанность, а ведь я один-одинешенек на белом свете. Когда видишь, как все идет вкривь и вкось, идеалы попираются ногами, вера исчезает, то хочешь иметь что-нибудь, что оставалось бы в душе недосягаемой святыней, служило бы религией, которую никто не смеет трогать. Мне, по крайней мере, это необходимо. И такой святыней для меня является память матери. Все, что было в моем детстве чистого и прекрасного, связано с воспоминанием о ней, и никто не может ни отнять его у меня, ни запятнать, потому что она умерла.

Герольд одобрительно кивнула головой, находя похвальной эту сыновнюю преданность.

– Именно так, – сказала она. – «Чти отца своего и мать свою – хорошо тебе будет и долго жить будешь на земле», – говорится в заповеди. Ну вот, я и прибрала у вас все! До свиданья!

Архитектор слегка кивнул головой. Он все еще стоял перед портретом и смотрел на него, погруженный в воспоминания. Вопрос, заданный хозяйкой, казался ему неразрешимой загадкой. Как могла его мать выйти замуж за такого человека, каким был старый лесничий Равенсберга? Разве это нежное, невинное существо подходило грубому охотнику, едва умевшему писать и читать и ничего не знавшему, кроме своих лесов и всего, что касалось охоты?

Как ни был молод Герман, когда умерла его мать, он уже понимал, что по образованию она стояла неизмеримо выше отца. Она учила своего мальчика сама, чтобы не расставаться с ним, так как лесничество находилось в глуши, и до ближайшей польской деревушки был целый час ходьбы. Ей он был обязан знанием французского и английского языков, которыми она занималась с ним сначала шутя, а потом серьезно. Позднее, в школе, его товарищи разинули рты от удивления, что десятилетний мальчик говорит на трех языках и вообще знает гораздо больше них.