Читать «Воспоминания о Рудольфе Штейнере и строительстве первого Гётеанума» онлайн - страница 25

В моих глазах священство непоколебимо, его не может затронуть никакая революция. (Я человек церковный.) Но пророчески-творческая область свободна и не может быть скована консервативно-священническим духом".

Во втором письме из Москвы, датированном 9 декабря 1912 года, он пишет, в частности, следующее:

"Этим летом и осенью я много читал и перечитывал Штейнера. Внутренне многое для меня прояснилось и было заново осознано. Во многом я против штейнеровского пути. Но у меня нет враждебности к нему. (…) Я придаю ему огромное значение и вижу в нем симптом великого космического поворота, обращения к тем тайнам Космоса, которые до сих пор были скрыты как от Церкви, так и от науки. Я ощущаю содрогание физического бытия. Налетает сильный космический ветер, и человек может быть унесен космическими вихрями, если он будет и впредь оставаться в неведении. (…) Но необходима также религиозная опора, чего штейнеризм не дает. На путь оккультного познания космических тайн нужно вступать со Христом. (…) Меня очень заинтересовали первые гносеологические сочинения Штейнера, его книги о Гёте, — мои собственные мысли удивительно созвучны ему. (…) Я тоже считаю познание внутренней, творческой силой бытия".

Бердяев не замечает, что этой своей последней фразой он опровергает упрек в адрес штейнеровского оккультизма, высказанный им в предыдущем письме. Он мог бы подкорректировать и прочие упреки, — особенно после своей поездки в Гельсингфорс. Вместо этого в своей автобиографии в связи с воспоминаниями о встрече с Рудольфом Штейнером он избирает пренебрежительный тон превосходства. Так человек проходит мимо того, что могло бы оказаться ему — в соответствии с его существом — ближе всего.

Поездки на курсы лекций Рудольфа Штейнера

В Гельсингфорсе мы остановились в той же самой гостинице, в которой предстояло жить доктору Штейнеру. Постепенно образовалась группа примерно из тридцати русских, — нечто ироде "русской провинции". На длинной деревянной станционной платформе, — уже в такой близости от России, — мы пережили счастье от возможности встретить с цветами тех, кого ожидали. Фрейлейн фон Сиверс была ослепительно хороша, доктор Штейнер — сердечен и серьезен в своей обычной любезности. — Мы полюбили прогулки по пляжу в прекрасные белые ночи; множество разговоров велось со старыми и новыми друзьями.