Читать «Воспоминания о Рудольфе Штейнере и строительстве первого Гётеанума» онлайн - страница 23

Анна Алексеевна Тургенева

Еще до того, как мы поехали в Кёльн, нас настигло захватывающее переживание в связи с рождественской лекцией в берлинской "ветви". Хотя мы не были глубоко знакомы со значением рождественских недель, мы ощущали как никогда духовный подъем. Невозможно забыть, как тепло говорил доктор Штейнер в рождественский вечер. — В красной "комнате искусств" на Моцштрассе состоялось небольшое представление "пастушеского действа". — Мария и Иосиф были без специальных костюмов и выглядели по-бюргерски, но приветливо; они сидели перед нами на двух стульях. Позади них на стул возле рояля взобрался Ангел, который должен был петь. Пастухи — кажется, их было двое — уселись перед ними на пол. И тем не менее, благодаря этой простоте в игре ощущалась большая драматическая сила. То, что здесь было представлено в образах, становилось душевным событием и обогащало ночной образный мир.

"Вы созерцаете отражение Вашего астрального тела, а также то, что приходит из Акаша-Хроники в эфирное тело подобно тому, как воспринимаются чувствами отражения "я" в физическом теле, впоследствии Вы познаете себя в качестве целого", — сказал мне при одной аудиенции доктор Штейнер об образном мире моих рисунков, которые я захватила с собой. Он указал на один из рисунков: "А это Вы в Вашей предшествующей жизни". — "Ну, мне она нравится больше такой, какая она есть сейчас", — на ото фрейлейн фон Сиверс. "Но она была священником, — ответил он. — Вам интересна Ваша предыдущая жизнь? Нет? Хорошо, что до сих пор Вы этого не хотели, но Вам надо работать над тем, чтобы вспомнить ее". Он считал однако, что некоторые переживания для нас были бы преждевременными. Им сопутствует излишнее напряжение, причем известная противоположность между миром переживаний и течением жизни угнетала бы нас. Мне также казалось, что доктор Штейнер ожидает от меня чего-то другого, — того, к чему я не способна. Мы нуждались в нескольких месяцах отдыха, а внешние обстоятельства требовали поездки в Россию. "Если вы того действительно хотите, судьба устроит так, что вы вернетесь, — если вы этого хотите", — и доктор Штейнер простился с нами: "До встречи в Гельсингфорсе".

В России

Итак, весной 1913 года мы уехали на Волынь к моей матери, а оттуда направились к матери Бугаева, которая владела старым имением вблизи Москвы. Эта хорошо знакомая помещичья жизнь показалась мне чужой, почти враждебной. Угрюмый парк, великолепный, но разрушающийся дом, которые хозяин перекультивирует и одновременно запускает, составляли свой собственный причудливый мир. Красивое прошлое без будущего. Мы были рады, когда приблизился отъезд.

По пути в Гельсингфорс Бугаев захотел несколько дней провести в Петербурге, чтобы навестить кое-каких старых друзей. Первым мы встретили поэта Александра Блока. Братская любовь, но также "братская вражда" были тяжелым роком, висевшим над этими отношениями; он принял нас с радостью, в которой таилась старая боль. В прекрасном лике еще сильнее, чем прежде, чувствовалась застылость. Он трогательно радовался за нас, — за то, что в Штейнере мы нашли нечто великое и приносящее счастье, — однако это, дескать, не для него. Он слишком много перестрадал, чтобы сохранить надежды на новую жизнь.