Читать «Единственные» онлайн - страница 184

– Это временно. Его любви, – Зинка поморщилась, – должно было хватить на семь человек, я-то знаю. И где они?

Та, что сзади, не ответила.

– Ну так пусть отдаст! – потребовала Зинка.

– Отдать вам можно только то, что мертво. А у него – еще живо. Ты не чувствуешь? Или чувствуешь – и хочешь взять живое?

– А если так? Я имею право взять то, что он оставил себе и засушил…

– Не засушил!

Спор был Валерию Игнатьевичу непонятен. Говорили о чем-то, что у него внутри. Он попытался ощутить это загадочное – и вдруг сердце забилось. Это не были обычные глухие удары, слышные снаружи, или смешное хлюпанье, слышное изнутри, когда медики обследуют больного. Это было – как будто цыпленок пробивает изнутри скорлупу и барахтается, чтобы раздвинуть возникшую щель.

Пока он к себе прислушивался, разговор Зинки с незримой женщиной как-то поменял тему, и теперь они говорили о цепочке нелюбви – он удивился, что бывает и такая.

– А его любовь не умерла, он и сейчас может ее отдать, – сказала та женщина.

– И он мертв, и она вот-вот помрет, – возразила Зина, впрочем, уже не совсем Зина; она больше не считала нужным носить перед ним маску, и лицо утратило знакомые черты, не потеряв при этом правильности черт и красоты, которая бывает разве что на полотнах мастеров итальянского Кватроченто.

– Ты можешь сейчас принять решение! – закричала незримая женщина. – У тебя еще несколько секунд есть! Слушай, слушай себя!..

Цыпленок не мог справиться со скорлупой. И вдруг Валерий Игнатьевич понял, что это такое.

– Дочке! Дочке все отдайте! Ей! – воскликнул он.

– Догадался… – с нечеловеческой ненавистью сказала бывшая Зина.

– Твое счастье, что догадался, – подтвердила женщина, и голос ее играл всеми оттенками любви и нежности. – Ты успел отдать запас любви, и она не погибнет в мире. А насчет подруги своей ты не беспокойся, ее ждет новая любовь, не такая, как к тебе, сильная, яркая, последняя. С тобой она отдыхала и набиралась сил. Благослови ее, благослови дочку – и я поведу тебя…

Светлая рука взяла его за руку, и начался полет.

Ирина Васильевна недолюбливала Илону – она по своим женским каналам знала про все пьяные подвиги. Валерия Игнатьевича же она любила и многого не могла простить Илоне. Поэтому не сразу позвонила ей, а за день до похорон. Очень уж Ирине Васильевне не хотелось, чтобы в ее доме околачивалась пьяная слезливая баба. И брать у Илоны деньги на похороны она не хотела – решила, что сама проводит друга, без посторонней помощи, да и откуда у пьянчужки деньги?

Илона пришла на кладбище с тетей Феней, вдвоем они принесли большой жестяной венок, лучший из тех, что продавали на рынке. Они вдвоем стояли в сторонке, а ближе к вырытой могиле – сослуживцы отца, которых набралось немало. Они, скинувшись, вручили Ирине Васильевне конверт, и она взяла – от старых товарищей взять можно.

В Илониной жизни, пожалуй, ничего не изменилось – при жизни отца она ему звонила редко, теперь звонить стало некому, только и всего. И понесся день за днем, и были они почти одинаковы, словно картофелины из одного мешка. Но все чаще Илона задавала себе вопрос: неужели это – все? Неужели так – до самой смерти? Ответа, понятное дело, не было, да и откуда ему быть? Но душа все яснее осознавала: еще нужно что-то успеть, иначе будет совсем плохо.