Читать «Единственные» онлайн - страница 183

Далия Мееровна Трускиновская

Потом навалилась тяжесть – ни рукой, ни ногой не пошевелить, не вдохнуть воздуха. Он на миг проснулся – но всего лишь на миг.

То место, где он смог открыть глаза, было не комнатой – стены лишь чудились, они терялись в белесом тумане. Он лежал, но лежал, кажется, не на постели, а на сгустившемся воздухе. Перед ним стояла девушка, очень красивая девушка, и он ее узнал. Это была Зина с параллельного потока техникума, на первом курсе он за ней ухаживал. Но ухаживал очень умеренно, как тогда было принято, взять за руку – и то уже считалось подвигом.

Зина отказалась целоваться – сказала, что любит другого и что она однолюбка. Более того, очень серьезно объявила Валерию Игнатьевичу, что он тоже однолюб, так что пусть не растрачивает себя на случайные поцелуи. Она была строгая девушка, эта Зина, она берегла себя для любимого и считала, что каждый должен беречь себя для своей единственной любви. Потом, когда Валерий Игнатьевич познакомился с Шурочкой, он как-то неожиданно все рассказал Зине.

– Так это она и есть! – обрадовалась Зина. – Ты счастливый человек, у тебя есть твоя единственная, ты не мотылек какой-нибудь!

У нее как раз был при себе журнал «Крокодил» со стилягами на обложке, и было на что взглянуть, услышав «мотылек».

– А знаешь, Зинка, я не уверен, – ответил тогда Валерий Игнатьевич.

– Не уверен – так жди! Жди, понимаешь? Жди, пока та самая любовь к тебе придет!

Это было правильно, вот только ждать он не мог, не то что кровь, а все в нем кипело. И то, что Шурочка была холодновата, лишь внушало уважение – не такая, чтобы парням на шею вешаться, не такая!

И вот теперь Зина смотрела на него и улыбалась.

– Ты, Зинка, что ли? – спросил он.

– Я. Вот и встретились. Ну, давай уж, что ли…

Она протянула руку.

– Что давать?

– То, что в себе носил без употребления. Не понимаешь? Вы это ощущаете как камушки, как орешки, вообще как тяжесть вот тут, а у иных – пустота, ты ведь видел орешки, у которых червяк сердцевинку выел, одна гниль осталась? Вот это самое мне отдашь – и свободен.

– Зачем свободен, почему свободен? – он все еще не понимал происходящего.

– Ну, так надо. Избавиться от груза и ощутить свободу.

– Нет у меня никакого груза… – он задумался. – Шурочка вот разве что. Наверно, зря я ее бросил. Но я не мог с ней больше быть. Я понял, что она – не мать, и это страшно, Зинка. Нельзя оскорблять ребенка, нельзя, я это так почувствовал, как, я даже не знаю, с чем сравнить!.. Вот когда я понял, что она не любит Илуську, вот тогда…

– Я не об этом. Это – твоя совесть, а я не за ней пришла. С совестью пусть другое ведомство разбирается…

– Благодарю за позволение, – услышал Валерий Игнатьевич. Голос был женский, мелодичный, шел откуда-то из-за спины.

– Стало быть, мне – мое, вам – ваше, – подвела итог Зинка.

Чтобы увидеть ту, что сзади, Валерий Игнатьевич приподнялся на локте, потом сел. На нем вместо старой клетчатой рубашки и вылинявших треников было что-то длинное, просторное, светлое и легкое.

– Нет.

– Да.

– Нет, ему нечего тебе дать, в нем еще жива любовь, она не умирала.