Читать «Единственные» онлайн - страница 107

– Дела, сестренка, дела. Спрячь это и никому не показывай. Впрочем, никто и не попросит. Но если что – ты мне обещала, сестренка. Мне. Мне. Мне…

Илона посмотрела на две фигурки, как ей показалось – потяжелевшие. У одной блеснул крошечный глаз – словно открылся и закрылся. Но Илона уже понимала, что все это – сон, а во сне как раз эмбрион человеческого младенца должен превращаться в спящего кошачьего младенца и наоборот. Она сунула руку за пазуху, и фигурки там пропали.

Проснувшись, Илона пожарила себе яичницу с картошкой и стала собираться на работу. Все та же кухня, и все та же сковородка, и все тот же шкаф, и отлаженный за пару лет маршрут постель-туалет-кухня-ванная-шкаф-в-спальне, – все это вдруг показалось ей особым изощренным способом медленного самоубийства. Так не проще ли сразу? Или есть варианты?

Варианты были – знакомые по ахматовским стихам: «У кладбища направо пылил пустырь, а за ним голубела река. Ты сказал мне: «Ну что ж, иди в монастырь или замуж за дурака…»

Илона расхохоталась, подумав: чем корректура не монастырь со строгой и умной игуменьей? Потом подумала, что это – уже на всю жизнь, потом сказала себе, что нужно вырваться туда, где живут веселые и талантливые люди, потом задала вопрос: а нужна ли она этим людям?

Хотелось не того, что вокруг, а чего именно – непонятно. И она расплакалась.

А потом она все же собралась с силами и пошла на работу.

На работе у нее была беда. Называлась: Ромка.

Рома после той истории стал чуточку другим – не то чтобы серьезнее, а как-то жестче. Он довольно быстро научился командовать выпускающими и бригадой. Он не вился вокруг Илоны, как раньше, но она знала – он наблюдает и все видит. Когда бы она слышала, как старый вояка Иван Дмитриевич вправляет Роме мозги, то бежала бы из редакции без оглядки. Хоть в дворники, хоть зимой на перекрестке мороженой картошкой торговать!

Если бы Рома целовал в щеку, как раньше, все было бы проще – она бы ощущала свою власть над ним, а такие ощущения женщине просто необходимы. Но он соблюдал дистанцию, и это беспокоило. В тех случаях, когда они покидали редакцию в одно время, Рома провожал Илону, но она знала: это контроль. Он хочет быть уверен, что она попала именно домой, а не к Оле. И он говорит о редакционных делах, о необходимости вычитывать машинописные оригиналы до того, как их сдадут в наборный цех, для чего рабочий день корректуры должен начинаться хотя бы на полчаса раньше. Она отвечает, что материалы, которые сам на раздолбанной «Эрике» печатает Гена Ветлугин, попадают в секретариат даже без визы завотделом партийной жизни Петренко, просто потому, что все к этому привыкли. И дальше Роме с Илоной хватает разговоров о Ветлугине до самого ее подъезда. И есть в этом натуральная смертная тоска!

И что удивительного, если в один мерзкий вечер Илона, придя домой и услышав просьбу матери сбегать в дежурную аптеку, спустилась вниз, взяла лекарства, принесла их, а потом, когда мать ушла на кухню за стаканом воды, снова выскочила из дома.

Оля сидела на кухне с какой-то незнакомой сорокалетней женщиной, а на столе была бутылка водки. Впустив Илону, она вернулась на кухню.