Читать «Парижские истории» онлайн - страница 73

Не сравнить потери Парижа с утратами в Москве, но здесь тоже есть свой опыт неудачного преобразования исторического квартала. Хрестоматийный, но что делать, если не учимся, поучительный пример — уничтожение в конце семидесятых под предлогом борьбы с антисанитарией и крысами знаменитого «чрева Парижа», продуктового рынка «Ле Алль», спрятанного в ажурных павильонах архитектора Бальтара. Поразительно, что даже их не сумели сохранить. Американец Дэвид Дауни («Paris, Paris») пишет, что из десяти оригинальных бальтаровских павильонов восемь были проданы за копейки на металлолом, девятый отправили в Японию, остался только один экземпляр, и он находится сейчас в городке Ножен на востоке Парижа. Вместо рынка построили безликий подземный торговый комплекс с самым большим в городе пересадочным узлом для метро и пригородных электричек. В результате район стал мертвой зоной, с которой мучаются до сих пор и которая переживает сейчас очередную — но не факт, что окончательную — реконструкцию, призванную вернуть сюда человеческое дыхание. Отрадно только то, что ошибку признали и пытаются исправить.

Сетования на то, что в Париже все уже не так, очевидно, будут сопровождать жизнь города и дальше, не противореча наблюдениям, говорящим о том, что по сути ничего не изменилось. Вот как описывает город сразу после окончания Второй мировой войны журналист-сатирик Арт Бухвальд, когда в 1948 году он сошел с поезда на вокзале Сен-Лазар: «Мое первое впечатление от Парижа было таким, что это не город, а выстроенная для бродвейской пьесы декорация. Уличные кафе были именно такими, как их показывали в кино или в журналах. Звучали клаксоны такси, уличные торговцы продавали непристойные фотографии, розы, восточные ковры, изделия из слоновой кости неизвестного происхождения. Корсиканцы предлагали обменять деньги по черному курсу, цыганки с грудными детьми за спиной просили милостыню, а сильно напомаженные особы предлагали удовлетворить вашу потребность в любви за деньги». И детали узнаваемы, и дух понятен.

Отмечал уже несколько раз. Примерно в одном и том же месте по дороге из аэропорта, после того как такси сворачивает с окружной на бульвар Мальзерб и ты въезжаешь на совершенно типичную для архибуржуазного 17-го округа парижскую улицу без магазинов на первых этажах, думаешь: как так получается, что в этом городе абсолютно ничего не меняется. В Москве шок может наступить уже в Шереметьево. Отсутствовал всего лишь несколько дней, а уже нет круглого, космического павильона, видевшего столько прилетов и отлетов, шедевра 1960-х и символа множества вписанных в историю страны событий. У нас практически невозможно вернуться в квартал, где прошло твое детство, настолько все стало иным и продолжает меняться, а в Париже возникает иллюзия, что в прошлое можно попытаться вернуться.

Но чего не будет больше в Париже для меня, так это поиска белоэмигрантских книг. Их собирал отец, который увлекался мемуарами участников Белого движения. Спустя какое-то время после революции многие из них бросились описывать пережитое. Что еще оставалось делать? Ими двигало желание воссоздать в деталях разрушенную жизнь, которая ушла навсегда. Это был крик отчаяния, выход нерастраченным переживаниям, неуслышанным мыслям, напутствие потомкам. Нельзя было бесконечно сидеть на чемоданах: они поняли, что изменение строя в России произойдет не скоро.