Читать «Жизнь и творчество В.В.Крестовского» онлайн - страница 8

Кроме того, Крестовским оставлена рукопись романа, несколько записных книжек и талантливые наброски карандашом, сделанные рукою М.О. Микешина и самого Крестовского. Н.Г. Помяловского действительно часто можно было встретить в трущобных кабаках, однако появлялся он там из-за своей развившейся пагубной страсти к спиртному и не собирался извлекать из своих похождений литературной пользы, как свидетельствовал тот же И.Д. Путилин. Из этого видно, как гнусна была клевета, старавшаяся очернить Всеволода Владимировича не только как писателя, но и как человека, приписывая ему такие низкие качества души, которым не поверил бы никто знавший его честный, неподкупный и не способный ни на какую фальшь характер. Тот же И.К. Маркузе в своих воспоминаниях дает полный портрет писателя в период создания «Петербургских трущоб».

«Всеволод Владимирович был малоречив, серьезен и сдержан, не одушевлялся даже в кругу друзей; он прислушивался к тому, что говорили окружающие, сам же, если вступал в общую беседу, то лишь для того, чтобы бросить краткое замечание, выраженное сжато и просто. Покашливая нервным коротким кашлем, приобретенным скорее привычкой, чем вследствие какого-либо болезненного недостатка, играя не покидавшим его никогда моноклем, сидел он между собеседниками всегда внимательный ко всем, приветливый, но необщительный. Таков он был по природе, холодная сдержанность его не была рисовкой и он не позировал ею, но она была заметна в нем даже в минуты веселого настроения. Это свойство укоренилось в нем, быть может, с детства, проведенного им не в родной семье, вдали от нее, между чужими. Оно, впрочем, не имело ничего отталкивающего, не отчуждало его от общества и не заставляло уходить в самого себя. Напротив того, он любил общество, однако, в силу ли этой сдержанности, или вследствие быть может, застенчивой скромности, стушевывался в нем. Богатая одаренность, живая впечатлительность и артистическая оживленность его заставляли обращать на него внимание, выдвигали его иногда на первый план; но это происходило вопреки его намерению и претило ему. Так, например, он делался быстро в любом салоне тем, что называют „душою общества“, читал, рассказывал шутки, пел, но также быстро утрачивал это преимущество, так как легко уступал первенство другим. Необщительный вообще, он не любил сплетню, не передавал другим ходячих пересуд, за что особенно ценился друзьями, знавшими, что могут на него положиться и что он никого не выдаст.

Всеволод Владимирович был немного выше среднего роста, обладал красивым, чисто русским лицом, высоким лбом, правильными, резко очерченными носом и подбородком. Мягкие отброшенные назад волосы обрамляли его голову, придавая ему вид моложавости; но серьезные, почти суровые глаза его противоречили этому впечатлению, старили его лицо. Последнее казалось малоподвижным, неподдающимся оживленной мышечной игре, на самом же деле Всеволод Владимирович владел мастерскою способностью изменять черты своего лица почти до неузнаваемости».

Часто задается вопрос, кто же собственно был героем «Петербургских трущоб», его искали и не могли найти, и по очень простой причине: им было отвлеченное понятие, оно было и есть «царь мира сего», и вот как определяет его сам автор: «Есть в мире царь — незримый, неслышимый, но чувствуемый, царь грозный, как едва ли был грозен кто из владык земных…Он подл и мерзок, как сама мерзость запустения. Его царственные прерогативы — порок, преступление и рабство… Его дети — Болезнь и Нечестие… Отец его — Дьявол, мать — Нищета. Имя ему — Разврат».