Читать «История одной семьи (ХХ век. Болгария – Россия)» онлайн - страница 409
Инга Здравковна Мицова
– А мама? Мама знала? – спрашиваю я.
Любовь Иосифовна протягивает руку за спину и достает конверт. Это ответ на мамино письмо. Я читаю и понимаю: мама не хотела прочесть между строк то, что написала Любовь Иосифовна в ответ на ее запрос. «Слава богу! – думаю я. – Слава богу!»
Но вот, спустя почти двадцать лет после этого разговора, ни с того ни с сего возникает на моем столе мамино письмо, и там большими и четкими буквами, без знаков препинания, было написано: «Значит, у Эллы был сын. Я это прочла между строк». Откуда это письмо? Я своими глазами видела у Любови Иосифовны совершенно другое!
Мама знала! И узнала это она за год до смерти!
– Для меня не имеет большое значение кровное родство, – говорит Любовь Иосифовна. – Мне важно, чтобы была духовная близость.
– Нет, для меня огромное значение имеет кровное родство. Кровь очень важна. – Я качаю головой и вытираю ладонью лицо.
– В этом мы с тобой расходимся, значит. Элла была очень достойная женщина. Как только она узнала, что вы приезжаете, она уехала к своим родным в Ярославскую область.
Боже! Какую вину я чувствую перед этим человеком! Я опять начинаю плакать.
– Твоей вины здесь никакой нет, – говорит Любовь Иосифовна и глядит на меня. – Твоей вины нет.
– Нет, я чувствую. У нас был отец, а у него – нет. Я крала его время и внимание. Боже! Как он мог ожесточиться! Как мог! Что из него получилось?
– Элла много ездила по стране. Работала долгое время на Севере. Заведовала туберкулезным санаторием. Она стала очень хорошим врачом. А ребенка воспитывала ее сестра.
Какой ужас!
– Она любила папу?
– Очень. И сейчас его любит. Она, наверное, не знает, что он умер. Откуда?
Боже, какой кошмар! И слезы опять начинают катиться по моему лицу.
– Она так и не вышла замуж.
– А они виделись?
– Не знаю.
– Когда папа приезжал в Ленинград?
– Он очень долго не приезжал.
И вдруг я поняла, что мне страшно жалко не этого неизвестного моего брата, а папу и маму. Страшно жалко их обоих. Особенно папу.
– Они ему не были дороги.
– Наверное. Хотя точно сказать нельзя. Он не хотел впутывать вас.
– Он их не любил!
– Этого тоже сказать нельзя. Ему было трудно – это ясно. Он отрезал раз и навсегда.
– Когда он приезжал в Ленинград?
– Каждый год.
– Нет!
– Каждый год.
– Нет! Они ему были не нужны! Но я надеюсь, Господи! Я надеюсь, что он им помогал… купил квартиру…
– Вряд ли. Большая сумма сказалась бы на вас.
– Как?
– Вы бы заметили.
– Нет! Нет! Нет! Он боялся потерять нашу любовь и потому молчал.
– Он мог сказать после смерти мамы. Разве ты стала бы хуже к нему относиться? И он знал это.
– После смерти мамы он не мог! Из-за мамы! Это было бы предательство! Он постоянно чувствовал вину перед мамой. И после смерти ее… он так переживал! Ни за что!
– Может быть.
– Знаю, что они виделись в шестьдесят седьмом году, когда он приезжал на тридцатипятилетие академии. Он мне говорил, что она была там.
– А сына он видел?
– Не знаю. – Любовь Иосифовна не поднимает головы.
…Не знаю, удастся ли мне сформулировать или описать то, что я пережила и перечувствовала, когда мой сын Сережка ушел из своей первой семьи, будучи почти том же возрасте, что и папа в Самарканде, имея двух дочерей, Кате – 20, Ксюше – 15 лет… Отложились заповеди в моем сердце или, менее пафосно, в сознании: не прелюбодействуй… не убий… чти отца и мать… Сережин уход из семьи я ощутила как грех, поставив его наравне с «не убий». Теперь, с высоты своих лет, вижу: самой сильной страсти, которую, кажется, невозможно превозмочь, срок не более трех лет. И утверждаю: разрывать брачные узы – грех. И впервые понимаю, что браки совершаются на небесах.