Читать «Доменная печь» онлайн - страница 7

До того доходило, что у меня в отделе гвалт стоял. И все вот такая чепуха. По-настоящему, правда, я жил не этим. Детишек улаживал. Красноармейцы у меня на руках были, бытовую коммуну строил. Тамошние люди хвалили наши затеи, а сами делать по-нашему не торопились.

Вел я эти дела с осени до весны. После маевки дали мне в помощь инвалида. Раньше он на заводе шарошки калил. Тамошний, знает не то что людей — любую собаку... Стал он помогать мне. Парень хороший и орудовал знаменито. Уволили мы с ним трясогузку и живжика, на их место взяли своего толкового паренька. Стали улицы подчищать, общественную баню строить. Вот в эту пору и началось самое главное...

Началось все ни с того, ни с сего. Шел я с постройки, свернул на базар, смотрю — в палатке торгует слесарь с нашего завода. Работяга хоть куда, а тут не хуже торговки лопочет, к изюму, к сахару и маслу людей подманивает. Я глазам не поверил и подхожу ближе.

— Меньшуткин, это ты? — спрашиваю.

Обрадовался он.

— А-а! — кричит. — Коротков! Друг! Заходи сюда! Я скоро освобожусь.

Руку трясет, в палатку к себе заводит. Примостился я на ящике и слушаю, гляжу, а он разливается:

— А ну, подходи! Сахар медовый, изюм сахарный!

Торгуется, потихоньку хитрит, товар расхваливает, со мною словами перекидывается. Ну, прямо не узнать человека. Больше часу глядел я на него. Тут жена его пришла. Он фартук с себя, а меня за локоток.

— Идем, — шепчет, — пообедаем, самогоночки ради встречи пропустим.

Я ему на это ни да, ни нет, но удивляюсь:

— Чудно что-то мне.

— Чего чудно? — не понимает он.

— Да вот, — говорю, — отошел ты от слесарного дела и в чистые спекулянты выскочил...

Он мне на это шуточку загибает: еще в священном писании, дескать, сказано, что последние станут первыми, и прочее... А я все свое гну: не прикидывайся, мол, словами... Видит он, — шуточки мне не по зубам, и накидывается на меня:

— Ты, — говорит, — о моем слесарстве лучше помолчи. Где мне слесарить? Ведь завод мертвый. Или ты ничего не видишь?

— Как не вижу? — кричу.

— А так, — говорит, — не видишь — и все. Я на заводе был не слесарем, а лодырем и хуже...

— Как ты мог быть лодырем? — удивляюсь.

— А очень просто, — говорит, — у меня семья, а пропитать ее я не мог. Работал, а все голы, босы, от жениных попреков на мне не было живого места. Да и как ей не грызть меня? Я осаживал ее, а самому иной раз даже в глаза ей стыдно было глядеть. На словах я одно плел, а на деле с завода сковородки, противни таскал и посылал ее менять их на хлеб. Какая цена моему слову после этого? Жена разозлится иногда и крикнет: «Замолчи, вор несчастный!» Мне рот и замазан. И дети слышат это... Да тут лучше сквозь землю провалиться. А теперь мне хоть и стыдно, да не так. Съезжу за товаром, погорланю на базаре, — и сыты, никто меня кривдой не попрекает...

— Хозяйственным стал, — говорю, — надо всем металлистам в ряд с тобою за прилавки становиться...

— Зачем всем?

— А что? Не хуже тебя торговать будем, — смеюсь. — Уж если итти в рай, так всем союзом...