Читать «Наш Современник, 2005 № 06» онлайн - страница 62

В чём же смысл вот такого деленья народа на две разные, но неразрывно-единые и необходимые друг другу части? Возможно, что замысел Божий о русском народе и предполагал совмещение в нём совершенно различных, противоречащих качеств. Но как тот же самый народ может быть и смиренно-покорен — и в то же самое время отчаянно дерзок и смел? Ведь мы, русские — очень пассивный народ, презирающий всякого рода движения и перемены, угождающий и царю, и начальству; и мы, в то же самое время, народ крайне активный, решительный, дерзкий — настолько активный, что сами не можем себя удержать в рамках сколько-нибудь устоявшейся жизни. И что нам приказы начальства — когда и сам Бог бывал нами «свергнут» с небесного трона?

Видимо, разделение на казачество и крестьянство было путем разрешения этой неразрешимой задачи. Часть неотъемлемых качеств народа «осталась» с крестьянством — его трудолюбие, скромность, смиренность, — а другая часть столь же необходимых для русского качеств была как бы «вынесена» в казачество. Удальство и презрение к быту, культ личной силы и храбрости, пафос товарищества (вспомним казацкую поговорку: «Сам погибай, а товарища выручай») — всё это было в казаках.

Кстати сказать, вот такое разделение народа на две неотрывно-единые части соответствует и разделению самого человека. Господь, сотворяя людей, именно «мужем и женою сотворил их». Наверное, было никак невозможно в одном существе соединить противоречащие, но необходимые человеку начала. Человек должен быть одновременно и личностью, максимально выделенной из безликого Космоса, несущей мучительно-тяжкое бремя одинокого, личностного существования — и в то же самое время человек должен быть связан со всем Божьим миром, он должен слышать и чувствовать голос природы и рода, должен жить в соответствии с ходом всеобщей, космической жизни. Так вот, если мужественность состоит в преодолении инстинкта, могучего зова природы и рода — то женственность заключается в противоположном: в следовании ему.

Поэтому полный, по Божьему замыслу, человек — это мужчина и женщина вместе, как единая, но неслиянная плоть и душа. Так и русский народ в его историческом становлении — это разом казачество и крепостное крестьянство. И нельзя сказать, кто из них более русский, как нельзя сказать, кто — мужчина иль женщина — является более человеком. Онтологическая идея народа несёт сразу оба противоположных начала: казацко-«мужской» дерзновенный порыв — пассивно-покорное, «женское» долготерпенье крестьянина.

Роль казачества в русской истории трагически противоречива. Испокон веку казаки служили опорой империи, защищали её от угроз внешних и внутренних; но вместе с тем именно казачество являлось средой, перманентно рождающей бунт. Казаки сотрясали устои той самой империи, которую охраняли: никакое из внешних вторжений в Россию в XVI и XVII веках не несло с собой столь реальной угрозы для властей предержащих, как казацкие бунты Разина и Пугачёва. Казаки бунтовали всегда, они несли в себе бунт как некое изначально присущее им состояние.