Читать «Роман-воспоминание» онлайн - страница 207

Шульц представился сам, рассказал о детях, внуках, преподавал экономику, кажется, в Станфордском университете и вернется туда же, когда уйдет в отставку, если, конечно, вместо кресла к тому времени ему не понадобится диван… Говорил хорошо, мягко, в отличие от гарвардских советологов, обсуждавших перестройку с позиций одоления «империи зла»… И я понял, о чем мне следует сказать, если придется говорить…

Шульц задал вопрос:

— Что такое гласность, как вы ее понимаете?

Начал Айтматов:

— То, что мы с вами здесь сидим — уже признак гласности, этого не могло случиться несколько лет назад. — Затем Айтматов подробно рассказал о роли созданного им для предотвращения атомной угрозы Иссык-кульского форума деятелей культуры, отметил, что его участников принимал Горбачев.

Дементьев:

— Из-за господствующей лжи мы потеряли молодежь, она перестала нам верить, теперь мы говорим правду, журнал «Юность» печатает все. Это большое достижение, вот вам еще один признак гласности.

Рощин:

— Семьдесят лет мы жили в состоянии войны, мы устали, верьте нам, мы становимся другими. — Миша добавил, что в США ему сделали операцию на сердце, и произнес тост за Америку.

Все выпили. Поставив бокал на стол, Шульц спросил у Рощина:

— Вы можете отказаться ставить пьесу, если вам предложат сделать купюры?

— Конечно, — ответил Миша.

Зураб Церетели сообщил, что в Америке стоят две его скульптуры, и преподнес Шульцу альбом с репродукциями своих работ.

Шульц повернулся в мою сторону:

— Мне очень интересно вас послушать.

Но тут подали блины. Я сказал, что блины с икрой — конкурент, которому обязательно проиграешь, поэтому подожду говорить. Засмеялись, принялись за блины.

— Я читал «Дети Арбата» на английском, — объявил переводчик Шульца.

— Каким образом? — удивился я. — Перевода еще нет.

Оказалось, он читал не роман, а статью о романе в «Геральд трибюн». Позже я убедился, что в США знакомство с рецензиями многим заменяет чтение книг.

Справились наконец с блинами, наступила моя очередь ответить на вопрос Шульца. Я сказал, что каждая страна проходит через неоднозначные периоды своей истории. В Америке 250 лет существовало рабство — официально, узаконенно. В нашей стране много лет господствовала диктатура, породившая тотальный страх. Преодоление страха, осознание собственного достоинства, достоинства других людей, обретение внутренней свободы — и есть гласность. Процесс этот необратимый.

— В чем гарантии необратимости? — спросил Шульц.

— Инстинкт национального самосохранения — вот гарант. Иначе мы не можем развиваться, перестанем быть великой державой. Но нам нужен мир. Чем быстрее Запад осознает происходящие у нас процессы, тем быстрее они пойдут.

— Я был в Китае, то же самое мне говорил китайский премьер.

— Аналогии всегда условны. Мы прошли более длительный тоталитарный путь, и, в отличие от Китая, у нас почти не осталось крестьян на земле, реформы, вероятно, пойдут по-разному. Важно, чтобы мы и Запад перестали видеть друг в друге противников. Мы не боимся сильной Америки, Америка не должна бояться сильного Советского Союза.