Читать «Том 4. Солнце ездит на оленях» онлайн - страница 264

— День и ночь паси, а есть проси. Я не хочу такой колхоз, — объявил Оська и вырезал на ухе олененка свое родовое клеймо.

А Колян рядом с этим клеймом вырезал новое, колхозное, — букву «С», что значило: олененок принадлежит колхозу «Саам».

Оська не угомонился, постепенно, помаленьку собрал своих оленей в одну кучку и погнал в сторону от общего стада. Была одна из тех весенних белых ночей, после которых наступают солнечные. Эта ночь была еще без солнца, но и без мрака. Все заливал жиденький белесый туман, и все в нем казалось зыбким, расплывчатым, туманным. Не было ни ветра, ни шороха листьев, ни птичьих криков и песен. Шумела только вдали порожистая речка. Иногда в такие ночи людям чудятся неясные, идущие невесть откуда звоны, песни, плач, а на деле ничего такого нет.

Коляну почудился шум бегущего оленьего стада. Он повернул свою упряжку на шум. В зыбком тумане, где все виделось неясно, начался опасный бег — чьи-то олени удирали, а Колян догонял их. Догнал у реки, где удирающие трусливо сгрудились перед дико скачущей по камням вешней водой.

Оленей угонял Оська. Колян уже знал, что здесь не обойдешься одними добрыми уговорами, и подошел к Оське с нацеленным в него ружьем.

На курсах в Мурманске он усвоил новые порядки и сказал Оське:

— Довольно шутки шутить — вступать в колхоз да убегать из него. Можешь уходить. Но уйдешь один, олени останутся в колхозе. Это закон.

Оська разразился бранью и угрозами:

— Я тоже умею стрелять. И получше твоего, — и тоже нацелил ружье в Коляна.

— Я, пока жив, не отпущу тебя с оленями. Хочешь иди один. — Колян начал заворачивать Оськиных оленей от реки.

Оська постоял, повертел ружьем, покусал себе губы, затем пошел за своим угоняемым стадом.

На первых порах в коллективизации лапландских оленеводов были допущены серьезные перегибы. В некоторых местах ее проводили под нажимом милиции, пугали оленеводов лозунгами: «Кто не в колхозе, тот против Советской власти» или «Все, не записавшиеся в колхоз, являются дезертирами фронта коллективизации и помощниками кулаков». И самый серьезный из перегибов — не оставили ни одного оленя в личном пользовании кочевников-оленеводов, вся жизнь которых зиждется на оленях.

В оленном стаде колхоза «Саам» было триста стельных маток, каждый день появлялось по семи-восьми новорожденных оленят, и около каждого разыгрывался скандал: прежние хозяева клеймили их по-своему, а Колян клеймил по-колхозному. Шла ужасная неразбериха. Вместо того чтобы пасти оленей по очереди, их пасли все, но каждый пас и хранил только своих. Кое-кто пытался уйти со своими оленями в другие далекие места, а Колян решительно заворачивал таких обратно. Он болел за все стадо и всеми силами старался держать его по-колхозному, вместе.

За все свои нелегкие годы Колян не знавал еще такой хлопотливой, такой тревожной жизни, какая навалилась на него с колхозами. Всяк день начинался у него шумом, спором, бранью и кончался тем же. Колхозники мешали ему клеймить по-колхозному новорожденных оленят. Колхозники не хотели да и не могли ждать расчет до конца года, немедленно требовали мяса, хлеба, денег. А у Коляна не было ни того, ни другого, ни третьего. Он говорил одинаково всем: подождите, потерпите, пишите в Мурманск!