Читать «Имя женщины – Ева» онлайн - страница 36

Она близко подошла к нему. На ней была ярко-белая шелковая блузка. Одна перламутровая пуговица на самой середине груди расстегнулась от тяжелого дыхания.

–  Ну, что ты молчишь? Говори.

–  Я знаю не больше, чем ты.

–  С чего это вдруг он оставил тебе? Ведь есть же племянники! Два «ангелочка»!

–  Эвелин, – он медленно произнес ее имя, так медленно, что она должна была бы понять, чего ему стоит сдержаться, – Майкл Краузе сам себя осудил и сам себе вынес приговор. Даже если ты считаешь, что он был грешен. Чайковский, которого ты, кажется, любишь и музыку которого не только слушаешь, но и сама играешь…

–  При чем здесь Чайковский?

–  О том, что Чайковский любил мальчиков, я случайно узнал только здесь, в Нью-Йорке. В Советском Союзе об этом не говорили. К тому же я сам был ребенком. Меня это все не касалось. За это, наверное, сажали надолго.

–  Все это обычный твой треп! – с яростью перебила она. – Ответь мне, почему мистер Краузе оставил моему мужу и отцу моего сына музыкальную коллекцию?

–  Сдаюсь! Угадала. Мы были любовниками! – Фишбейн отвернулся и захохотал.

–  Издеваешься, да? – прошептала она. – Смейся, смейся! Но я все-таки надеюсь, что у тебя хватит ума отказаться от этого наследства?

–  Отказаться? Ты с ума сошла! Я, нищий, эмигрант, сидящий на шее у своей богатенькой обворожительной жены, откажусь от такого подарка? Ни за что и никогда! Теперь я сам буду богатым человеком, начну делать добрые дела, куплю себе белый «Кадиллак»… Сперва куплю белый пиджак, потом «Кадилак», потом…

Она подняла руку, как будто хотела ударить его, но тут же лицо ее все исказилось. Эвелин разрыдалась и выскочила из комнаты.

На похоронах Краузе ее не было. Да и никого не было, кроме адвоката Уилби, Фишбейна, брата покойного и одного из хозяев магазина «Стенвей и Сыновья». Сдержанный и худощавый пастор произнес над закрытым гробом короткую речь, выразившую надежду, что Господь милосерден и пощадит заблудшую, но успевшую глубоко раскаяться душу.

Вернувшись домой с похорон, Фишбейн увидел на столе записку:

«Герберт! – писала его жена. – Прошу тебя извинить меня за резкость. Я понимаю, что ты не можешь отвечать за побуждения и поступки посторонних людей. Мне искренно жаль мистера Краузе, поверь мне. Но то, что произошло между мной и тобой вчера, убило меня. Я чувствую себя измученной и несчастной. Наверное, и тебе не легче. Мы с Джонни едем к кузине Виктории и проведем пару недель на Лонг-Айленде. Если ты почувствуешь, что скучаешь без нас, дай мне знать. Эвелин».

Выждав неделю, Фишбейн отправился на Лонг-Айленд. Домой они вернулись втроем. Джонни, недавно начавший говорить, трещал не умолкая. Фишбейн заметил, что его смуглый лоб почти наполовину зарос еле заметным темным пушком, и это напомнило ему мать, ярко-черноволосую, деда с его густой, иссиня-черной растительностью на голове, лице, руках, и он обрадовался, что сын пошел в его породу.

У жены было тихое, покорное лицо.