Читать «Живые фонарики» онлайн - страница 22

Яков Максимович Пинясов

— Ну, дедынька, ну скажи — правда всё это?

— А уж это ты сама подумай, внученька.

И Почемучка стала думать, думать… И чем больше она думала, тем всё интересней становилось ей жить на свете.

ОТЧЕГО ЛЯГУШКА СПЛЮЩИЛАСЬ

Есть у нас в Мордовии, в излучине реки Мокши, чудесная роща. Певчих птиц в ней так много, что каждый день для всех желающих пернатые певцы дают концерт.

Запевают, конечно, соловьи — известные солисты, мастера пения. Голоса у них чистые, звонкие, приятные. То забулькают, то защёлкают, то засвистят, то заиграют, как пастушьи дудки, то рассыплются бубенчиками. Подыгрывают им варакушки, подсвистывают дрозды, подстукивают на дуплистых деревьях дятлы-барабанщики, в бубны синички звенят, иволги подголоски выводят. Даже безголосая кукушка и та аккомпанирует как может: «ку-ку, ку-ку».

Всё лесное население слушает — не наслушается. Даже сонная сова и та ушами встряхнёт, глазами поморгает и крыльями похлопает.

А восторженный кулик взовьётся выше всех в небо и кричит на весь свет:

— Бис! Бис!

Все пернатые артисты дружные, не гордые, не заносчивые, не завистливые; каждый поёт как может.

Лес велик, деревьев много, всем можно своё искусство показать.

Козодой летает по лесу и, кого ни встретит, всех уговаривает:

— Спой, спой!

А перепёлка любит молодые таланты открывать и каждой птичке утром и вечером внушает:

— Спеть пора, спеть пора!

Все птицы свои таланты показали, а толстая зелёная лягушка сидит в болоте и молчит, только от зависти надувается.

Заметил её хохлатый чибис. Подбежал на своих тонких ножках, кланяется, трясёт хохолком и спрашивает:

— Почему не поёте? Чьи вы? Чьи вы?

— Меня не просят, вот и не пою, — отвечает лягушка.

— А мы вас просим, просим! — сказала пробегавшая мимо вежливая трясогузка на тоненьких ножках. И тоже стала кланяться.

Но лягушке этого показалось мало:

— Я не такова, я не такова!

Прибежали, прилетели другие птицы — наперебой уговаривают лягушку участвовать в их концерте. Уж если она такая толстая и так важничает, наверное, и голос у неё замечательный и поёт она отменно хорошо.

Отмалчивается лягушка.

Даже утка, сидевшая в гнезде, стала ей говорить:

— Зря не соглашаетесь, зря, зря!

Наконец уговорили толстуху, и она ответила:

— Ладно, ладно.

А сама по-прежнему сидит в болоте и не поёт.

Стали её птицы уговаривать вспорхнуть и занять любое дерево.

Глуховатый тетерев забормотал:

— Бу-бу-бу, устраивайтесь на дубу!

— На дубу для моего голоса низко.

— Пожалуйте на берёзу!.. На осину!.. На рябину!.. На сосну!..

Но, сколько ни предлагали птицы, всё лягушке низко.

— Я хочу петь выше всех. Иначе не согласна!

— Пожалуйста, пожалуйста! Раз у вас такой сильный голос, поднимайтесь как вам угодно, хоть выше жаворонка. Это нам не в укор, не в укор! — затараторила сорока.

— Разве вы не видите, что я крылья на воду постелила сушить! — показывая на широкие листья жёлтых кувшинок, сказала лягушка.

— Это очень долго ждать, — огорчились птицы. — Разве скоро крылья в болоте высохнут? У всех к тому времени птенцы выведутся, и концерты кончатся. Когда детей кормят, петь некогда. Неужели так и не услышать нам важную певицу?