Читать «Дева гор» онлайн - страница 21
Майя Тобоева
В день посвящения Эйки отвели в рощу задолго до рассвета. Когда край неба заалел, в шелесте листвы и звоне колокольчиков услышала она шум моря, а в купальне, погрузившись в воду, почувствовала странный жар, усилившийся после того, как ее снова привели в священную рощу, и двойной круг из учениц и прислужниц сомкнулся под пение:
— Принимаем в нашу обитель, благословенную Небом и Землей, тебя, Эйки…
Держа в руках курильницы с ладаном, стоявшие под нулурами жрицы нараспев произносили:
— Великая Всеблагая наша Мать! Ты — свет! Ты — жизнь! Не отвращай лица своего от детей своих, благослови нас на служение Тебе…
Хор голосов вторил им, возносясь к небесам, и сияли во тьме крылья Йалнур — раскинутые над миром крылья любви. Звенели в кронах дерев колокольчики, густой аромат от курильницы щекотал ноздри, кружил голову.
— Великая Всеблагая наша Мать! Уповаем на милость Твою, Вседержительница!
В левую руку ей вложили белую нить, в правую — красную, а остальные, стоя на месте и раскачиваясь из стороны в сторону, как заснеженные деревья во вьюжную ночь, затянули:
Белая — Божественная Дева. Алая — Ее возлюбленный.
Он и она.
День и ночь.
Встреча и разлука.
Жизнь и смерть.
Неразрывно связаны они, и вечен их круговорот.
На мгновение перед глазами вспыхнул яркий свет, превращаясь в пламя костра, и Эйки увидела девушку, чья нагота сияла подобно серебрившимся в ночи нулурам, и юного воина, на чьи доспехи ложились отблески пламени. Он шагнул к деве, — и видение исчезло, как искра в ночи…
В канун зимнего солнцестояния в обитель пришли богатые дары. Девочки бегали радостные, возбужденные, хвалясь друг перед другом:
— Я же говорила, что в наших краях мед самый душистый!
— Нет, наш душистее!
— Зато нашего больше прислали, не поскупились!
А в кухне кипела работа: леденцы, пряники, пастила в виде раскинувших крылья птиц изготавливались в огромных количествах. Поработать там на подхвате считалось величайшим счастьем: сластей наешься на год вперед, хотя живот потом будет долго болеть.
Вечером перед службой в храме старшие поучали младших:
— Как начнут жрицы петь, надо заплакать.
— А если я не смогу? — пискнул кто-то.
— Ты уж постарайся! Или наставница постарается… розгой.
После такого предупреждения Дили куда-то исчезла, а вернулась запыхавшаяся, но довольная:
— Вот, держи, — и сунула в руку Эйки луковицу. — Спрячь в рукав. В храме вынешь незаметно и понюхаешь. Слезы сразу пойдут, средство верное!
— Я не сумею незаметно.
— Выходит, я зря старалась? Думаешь, легко было их стащить? Но раз ты такая недотепа, придется слюну по щекам размазывать… А луковицы все равно захватим. Мало ли что…
В полночь все собрались в храме, и Эйки впервые увидела жриц-невест близко: под белыми накидками стояли они у алтаря, держа в руках чаши со священным знаком в виде раскинутых крыльев. От густого аромата курений кружилась голова, а когда под плач и пение из-за чужих спин появилось бледное лицо юного бога с угасшим взором, вспомнилось лицо отца, с немой мольбой глядящего на статую Белоликой.
